Хилари Мантел - Чернее черного Страница 26

Глаза Колетт следили, как коричневый сахар вьется по столу; будто инициалы пытаются сами себя написать.

— Похоже, вы много знаете обо мне.

— Я разложила на вас карты. После того, как вы ушли.

— Как?

— Карты Таро.

— Я знаю. Какой расклад?

— Обычный цыганский.

— Почему именно он?

— Я спешила.

— И что вы увидели?

— Я увидела себя.

Эл встала и пошла обратно в главный зал, по пути сунув официантке десятифунтовую банкноту и указав на столик, который только что покинула. Слишком много, подумала Колетт, два кофейника, десять фунтов, о чем она думает? Она ощутила вспышку негодования, как если бы это были ее собственные деньги. Она выпила весь кофе, чтобы не быть расточительной, наклоняя кофейник так низко, что гуща поползла. Затем отправилась в дамскую комнату и, моя руки, наблюдала за собой в зеркало. Может, никакого чтения мыслей и не понадобилось, подумала она. Никаких паранормальных штучек или сообщений от духовных проводников. Она просто выглядит как женщина, которая потеряла деньги: потеряла лотерейный билет в жизни, потеряла отца и потеряла дом.

Тем летом они много смеялись. Они вели себя как влюбленные, планируя друг для друга развлечения и выбирая всякие вкусности, удивляя приятными подарками. Элисон вручила Колетт сертификат на спа-день в Виндзоре; сама я не пойду, весело сказала она, не хочу, чтобы какая-нибудь анорексичка с запахом изо рта читала мне лекции о моем целлюлите, а ты сходи развейся. Колетт заскочила в «Кэлис» и купила теплую накидку из мягкого мохера цвета давленой малины; какая прелесть, поблагодарила Эл вечером, как раз то, что надо, укроет меня целиком.

Водила теперь в основном Колетт, причем обнаружила, что это не доставляет ей никаких неудобств.

— Смени машину, — сказала она Элисон, и в тот же день они вместе пошли в автосалон.

Они выбрали машину, цвет и обивка которой им понравились. Колетт представила, как показывает Гэвину два пальца,[24] и когда торговец попытался заговорить на автомобильном жаргоне, подруги только захихикали.

— По правде говоря, в наши дни все они одинаковы, — громко сказала Колетт. — Я многого не знаю, но это знаю твердо.

Эл было все равно, она просто хотела поскорее с этим разобраться, но когда продавец попытался завлечь ее в финансовую ловушку, умело заткнула его. Она условилась о доставке, выписала чек — Колетт восхитилась ее стилем. Когда они вернулись домой, она перерыла гардероб Эл и выбросила самые невозможные люрексовые тряпки. Колетт попыталась тайком вынести и «шелка» в черном мешке для мусора, но Эл рванула наперерез, выхватила любимый наряд и перекинула через плечо.

— Неплохая попытка, — сказала она. — Но я останусь ему верна, извини.

Колетт быстро и со всей серьезностью постигала тонкости сверхъестественного бизнеса. Абсурдная щедрость Эл к официантке в кофейне демонстрировала одну из сторон ее характера, но в своем роде она была весьма деловой. Она не давала себя надуть, она знала, как с толком использовать каждую минуту, хотя в ее бухгалтерии, которая велась на бумаге, творился настоящий хаос. Колетт, столь недавно бывшая легковерной, теперь стала циничной и язвительной. Она гадала, когда же наконец Эл посвятит ее в секреты какого-нибудь жульничества. Она ждала и ждала. К середине августа она задумалась, в чем же тут обман. У Эл нет таинственной аппаратуры, подслушивающей чужие мысли. В ее представлениях не используется никакая техника. Она всего лишь стоит на сцене и отпускает несмешные шуточки. Вы скажете, что Эл — шарлатанка, потому что она должна ею быть, потому что никто не умеет делать то, что, по ее заявлениям, умеет она. Но в этом и вся соль: она ничего не заявляет, она показывает. И оправдывает все ожидания публики. Так что если здесь и есть обман, то крайне прозрачный, такой чистой воды, что его никому не разглядеть.

Эл даже не платила НДС, когда Колетт поступила на работу в качестве ее бизнес-мозга. Что до подоходного налога, то она совершенно не пользовалась льготами. Колетт лично сходила в инспекцию. Служащая, к которой она попала, призналась в полном неведении относительно ремесла медиума, и Колетт вознамерилась извлечь из этого выгоду.

— Как насчет ее костюмов, — сказала она, — ее сценических костюмов? Костюмов для встреч с клиентами? Она должна хорошо выглядеть, это профессиональная обязанность.

— Боюсь, мы не можем брать это в расчет, — сказала девушка.

— Но вы должны! Вы наверняка знаете, поскольку сами обладаете пышными формами, что приличная одежда больших размеров стоит недешево. Она не может носить тряпки из торговых центров. Ей нужно одеваться в специализированных магазинах. И даже лифчики… ну, не мне вам объяснять.

— Боюсь, это все предметы двойного назначения, — сказала девушка. — Нижнее белье, верхняя одежда, что угодно, понимаете, все это используется не только для работы.

— Что? Хотите сказать, она может выскочить в нем к почтовому ящику? Подметать пол? В одном из своих сценических костюмов?

— Если захочет. Я пытаюсь представить — вы, случайно, не захватили фотографий?

— Занесу в следующий раз.

— Это пригодится. Так мы сможем понять, с какого рода одеждой имеем дело. Понимаете, если бы это был, ну, парик адвоката, допустим, или защитная одежда, обувь со стальными носами, например…

— То есть вы утверждаете, что для них существуют специальные правила? Для медиумов?

— Ну нет, специальных правил нет для… людей такой профессии, как ваш партнер. Я просто пытаюсь провести аналогию. — Она выглядела обеспокоенной. — Полагаю, вы можете квалифицировать это как шоу-бизнес. Знаете, я рассмотрю этот вопрос. Самым внимательным образом.

Колетт хотела — хотела очень сильно, очень искренне — получить силу Эл, всего на шестьдесят секунд. Чтобы шепот, шипение, вспышка, чтобы что-то обрушилось на нее, какое-то знание, интуиция, секретные сведения, чтобы она смогла перегнуться через стол и рассказать сотруднице налоговой инспекции что-нибудь о ее личной жизни, что-нибудь неприличное или что-нибудь такое, от чего у той на загривке волосы бы дыбом встали. А пока каждая осталась при своем мнении. Колетт взяла на себя обязанность вести подробную запись расходов Эл на сценические костюмы. Разумеется, она не мешкая вбила все счета в компьютер. Но ее не покидала мысль, что записывать только цифры недостаточно.

Так и появилась гениальная идея написать книгу. Трудно ли это будет? Эл записывала кассеты для клиентов — разве не логично записать Эл, чтобы о ней узнал весь свет? Тогда Колетт останется только расшифровать, отредактировать, здесь подтянуть, там подкрутить, придумать пару заголовков… в мыслях она уже забежала вперед, обдумывая стоимость печати, макет книги, фотографа… Мельком вспомнила о парне из книжного магазина, который продал ей Таро. Если бы я тогда работала на Эл, подумала она, то смогла бы вычесть эту колоду из налогов. Те дни казались сейчас невероятно далекими: как она ушла из комнатки парня в пять утра, под дождем. Ее жизнь с Гэвином становилась прошлым; она помнила его вещи, например калькулятор и часы ныряльщика, но забывала то зло, которое он ей причинил. Она помнила свою кухню, ножи, весы, но напрочь забыла, что на ней готовила. Она помнила свою кровать и постельное белье — но не секс. Я не могу и дальше терять, подумала она, куски своей жизни, целые годы. А то кем я стану в старости? Я должна написать книгу и для себя. Мне нужно своего рода доказательство, фиксация событий.