Виталий Вавикин - Две жизни для одной мечты Страница 26

Дуган выкурил еще несколько сигарет, пытаясь переварить все, что только что прочитал, сдался, прошел в комнату под именем «Сэлма», так как Силберман куда-то ушел еще с утра, и протянул агенту Бенсону присланное письмо.

– Ты что-нибудь понимаешь в этом или нет? – спросил он.

– Считай, что ты стал знаменитостью на несколько дней, – сказал Бенсон, бегло пролистав бумаги.

– Понятно, – Дуган достал пачку сигарет, закурил, хотя курить совсем не хотелось.

– Но денег на этом ты не заработаешь, – предупредил его агент.

– Я почему-то так и подумал, – кисло улыбнулся Дуган, подошел к окну, отодвинул штору, выглянул на улицу. – Долго мне еще здесь сидеть?

– Боишься за работу? Не бойся. Работу за тобой сохранят. В том числе и жалование.

– Да я не о работе думаю. – Дуган открыл окно, выпустил в небо струю дыма. – Я думаю, что будет, когда суд закончится. – Он ждал ответа несколько минут, но ответа так и не последовало. – А что будет, когда Малиган выйдет? – и снова без ответа.

Дуган вернулся в свою комнату.

– Задумываетесь о том, чтобы отказаться? – спросил вечером агент Силберман. Дуган указал на кипу газет.

– Если верить им, то дела мои – хуже некуда. – Дуган закурил, ожидая ответа, но Силберман ушел, осторожно прикрыв за собой дверь. – Спасибо, что успокоил, – тихо сказал ему вслед Дуган.

Силберман отсутствовал несколько дней, а когда вернулся, то привез с собой из Вашингтона договор о продлении защиты свидетеля по окончании судебного процесса.

– Теперь ты согласишься давать показания? – спросил он Дугана.

– Да я и не собирался отказываться. – Дуган взял папку. – Что это?

– Твоя новая жизнь, после того, как закончится суд.

– Элиот Марш? – недоверчиво прочитал Дуган свое новое имя, осторожно перекладывая копии документов. – Я никогда не учился в Чикаго. Тем более на факультете литературы и философии.

– Ну ты же писатель.

– Да, но… – Дуган перевернул следующую страницу, увидел копию водительского удостоверения. – Пенсильвания? Никогда не был в Пенсильвании… – он прочитал название города, где на него была оформлена крохотная, судя по документам, квартира.

– Что-то не так? – спросил Силберман.

– Нет, просто… Почему Филадельфия?

– У тебя есть знакомые в этом городе? Родственники?

– Нет.

– Значит, Филадельфия подходит, – отрезал Силберман.

Он ушел, оставив Дугану папку с его новой жизнью.

– Сколько у меня есть времени, чтобы подумать? – крикнул ему вслед Дуган.

– Полагаю, будет лучше, если ты согласишься, – сказал Силберман, впервые не пожелав встречаться с ним взглядом. Дуган кивнул.

В эту ночь ему снился пожар. Только на этот раз горел не город Пирр. На этот раз горел он сам. И где-то среди его догоравших останков кружила в танце женщина из прошлого. Женщина с прической «сливочный пудинг». Женщина, партнером которой был он сам. По крайней мере, кто-то, похожий с ним как две капли воды. Дуган наблюдал за этой парой, а огонь от его останков уже начинал перебираться на городские постройки Пирра. Сначала загорелся его дом, затем ближайшие к дому казино, магазины, жилые дома, школа. Крики людей смешались с запахом горелой плоти, а танцующая пара уходила все дальше и дальше, в центр города. И огонь послушно шел за ними, полз по земле, пожирая дома, деревья, животных, людей.

– Хватит! – закричал Дуган. – Остановитесь!

Он увидел перед собой лицо светловолосой женщины, понимая, что он и есть тот мужчина, с которым она сейчас танцует. Ярко-красные губы женщины растянулись в улыбке. Стройность лежащих впереди, еще не тронутых огнем улиц нарушилась. Теперь это не был город Пирр. Теперь это была огромная зернистая фотография в старой газете. Фотография боксерского поединка. И фотография эта оживала. Дуган слышал рев толпы, видел, как начинают передвигаться по рингу боксеры. Еще несколько шагов, и фотография оказалась прямо перед ним. Женщина, с которой он танцевал, потянула его за собой, в черно-белый мир старой газеты, оставляя за своей спиной догорающие останки города. Рев толпы усилился. В нос ударили запахи женских духов, пота….

Женщина выпустила Дугана из объятий. Очередной точный удар боксеров на ринге заставил его обернуться. Где-то рядом сидел комментатор перед раритетным микрофоном. Брызги крови одного из боксеров описали дугу над головой комментатора. Какая-то женщина в первом ряду вскрикнула. Дуган обернулся. Несколько капель попали на белое платье. Две женщины рядом с ней слились в поцелуе. Один из фотографов у ринга обернулся и сделал фотографию безумной пары. Сработала вспышка старого фотоаппарата. Дуган зажмурился. Рев толпы стих.

Он проснулся, попытался вспомнить свое новое имя, не смог, открыл папку.

– Элиот Марш, – произнес он по слогам, пробуя на вкус свою новую жизнь. – Элиот Марш.

Дуган закурил, подошел к окну. Город не сгорел, не превратился в руины. Значит, не сгорит и он.

– Все будет хорошо, – тихо сказал себе Дуган…

Он покинул Пирр и Южную Дакоту спустя два месяца и восемнадцать дней. Судебный процесс, где он был главным свидетелем, закончился заключением сделки между прокурором и адвокатами Маллигана, согласно которой Маллиган признавался в совершении непреднамеренного убийства и получал десять лет без права на досрочное освобождение. Пресса в последний раз вцепилась когтями в историю разгневанного отца, который застал свою дочь в джакузи с другой женщиной, в результате чего не смог совладать с эмоциями. Ниже в газетах прилагалось интервью его дочери, Блэйн Маллиган, и ее признание в нетрадиционной ориентации и частых ссорах с отцом по этому поводу. О самом убийстве Рози Арбогаст она заявляла, что убежала сразу, как появился отец.

Пресса сокрушалась и смеялась над историей одновременно. Вместе с этим угас интерес и к главному свидетелю обвинения. Издательство из Су-Фолса прислало несколько писем с предложением перезаключить с ним контракт и рассмотреть его новые предложения, так как прежний тираж был полностью раскуплен, но, не получив ответа, забыло об этом новом, но продержавшемся так недолго авторе. В память об этом у Дугана осталась лишь книга в дорогой глянцевой обложке, от которой, правда, по совету Силбермана, пришлось избавиться, так как на обороте находилась его фотография. Дуган выбросил книгу на границе с Пенсильванией, посчитав это символическим жестом, который можно будет вспоминать в будущем, живя в Филадельфии, но впоследствии так ни разу и не вспомнил об этом. Да и рядом было много других мелочей, напоминавших ему о прошлой жизни: работа в общественной библиотеке Филадельфии, квартира в конце Мерцер-стрит, рядом с которой проходила железная дорога, бар «Бест Дели», находившийся недалеко от места, где он жил, и казино… Не было только кладбища, но без кладбища Дуган мог прожить, как, впрочем, мог прожить и без всех остальных напоминаний о доме.