Фрэнсис Вилсон - Ярость Страница 26

— Вряд ли бедняга до него доживет, — ответил тот. — Но если вы захотите нас проведать, просто так, по старой дружбе...

Перед Люком вдруг возникла искаженная гневом физиономия Милоша Драговича, и хриплый голос произнес: «Где мой товар? Где?»

— Не уверен... — пробормотал Люк, чувствуя, как у него пересыхает во рту. Он сглотнул. — Но вы позвоните мне, если... когда это случится?

— Конечно, — тихо произнес Пратер. — Мы вместе будем оплакивать нашего брата.

Люку показалось, что в голосе у него прозвучала неподдельная печаль. Он удивленно посмотрел на Пратера, но тот был совершенно серьезен.

Люку почудилось, что стены шатра нависают над его головой. Он повернулся и пошел к выходу. Вдруг в мозгу пронеслась молнией мысль, что и его сейчас может сразить удар, унесший Макинтоша в могилу. Он втянул голову в плечи и ускорил шаг, но за ним никто не последовал.

Выскочив из шатра. Люк с облегчением вдохнул ночной воздух, но не сбавил шаг. Нельзя терять ни минуты. Надо немедленно поместить пробу в синтезатор.

15

— Иди сюда, — позвал Милош, хлопнув рукой по дивану рядом с собой. На нем был двубортный пиджак из белого кашемира и серебристая водолазка из тончайшей шерсти. — Садись, я хочу тебя кое-чем угостить.

К нему, покачивая бедрами, подошла молоденькая фотомодель. Она шла по пушистому ковру, словно дефилируя по подиуму. Милош не знал ее настоящего имени. Она называла себя Чино, но вряд ли это имя фигурировало в ее свидетельстве о рождении. Скорее всего, она звалась Марией Диас, Кончитой Гонсалес или как-нибудь еще в этом роде. Она никогда не говорила об этом. Да и какое ему дело до ее настоящего имени? Достаточно того, что у нее были черные глаза, сверкавшие из-под шелковистой челки, высокие скулы и гибкое, как у пантеры, тело.

Милош смотрел, как под обтягивающим черным платьем ходят стройные бедра. Он познакомился с ней на открытии клуба; Она поразила его худобой — прямо кожа да кости. На фотографиях она выглядела лучше — камера каким-то образом сглаживала острые углы. Тощие девицы никогда не вдохновляли Драговича. В душе он предпочитал пышных красавиц, у которых было за что подержаться. А эта вот-вот переломится, как прутик.

Но такие, как Чино, были в моде, и все вокруг мечтали обзавестись подобными подругами. А Милошу Драговичу всегда хотелось того, к чему стремились другие.

Всегда самое лучшее, высший класс во всем — таким был его девиз, неписаный закон, по которому он выстраивал свою жизнь.

Его часы, золотой брегет на тридцати семи камнях, считались лучшими в мире. Но разве они шли точнее, чем какой-нибудь «таймекс»? Вряд ли. Разве нужно ему было знать фазы Луны? Сейчас часы показывали новолуние — а кому это надо? Но люди, мнением которых он дорожил, знали, что такие часы стоят не меньше тридцати штук.

Разве ему был нужен пятидесятидюймовый плазменный экран, висевший на стене гостиной? Сам Милош никогда не смотрел телевизор. Но люди, которые придут к нему в воскресенье, знают, что это лучший экран, который можно купить за деньги.

Дом и участок, где волны бились о берег прямо за стеклянными дверями комнат, были тоже самого высшего класса. Однако это не мешало местным властям вмешиваться не в свое дело. Общество архитектурного надзора выказало недовольство его ярко-синей крышей. Сначала Драгович решил, что его разыгрывают, но делегация оказалась самой настоящей, и санкции грозили нешуточные. Пришлось откупаться.

Этот дом вообще влетел ему в копеечку. Он переплатил за землю, его ободрал подрядчик, строивший дом, шайка педиков-декораторов вообще имела его как хотела: несколько месяцев они роились по всем комнатам и вытворяли черт знает что. И в довершение всего его участок находился всего в сотне ярдов от океана, и любой ураган, прорвавшийся с юга, мог не оставить там камня на камне.

Но Милошу было наплевать. Это всего лишь вопрос денег, а он-то знает, как они делаются. Главное — иметь самое лучшее. Если у тебя все самое лучшее, значит, ты знаешь в этом толк, и люди, во всяком случае здесь, в Америке, считают, что ты задаешь тон. Все они болваны. Сам он не видел разницы между дизайнерским диваном и теми кушетками, что предлагают каталоги дешевой мебели, а антикварное трюмо для него мало чем отличалось от рухляди, продающейся на барахолках. Ну и что? Он ведь мог нанять тех, кто разбирается в этом лучше. А что для этого нужно? Только деньги.

В общем, все сводится к деньгам.

Но порой для того, чтобы произвести впечатление на нужных людей, одних денег мало. Требуется нечто большее. Происхождение, манеры, класс, известность — много чего. Любой компьютерный придурок может основать компанию и через несколько лет продать ее за сто миллионов долларов, но все равно он останется придурком. В приличное общество его не допустят. Милоша тоже не принимали в приличном обществе, но он делал все возможное, чтобы туда пробиться. Для этого требовалось много усилий и смекалки, но, тем не менее, дело двигалось.

Репутация Милоша (некоторые называли ее сомнительной, сам же он предпочитал слово «громкая») работала на него, придавая ему ореол таинственности. Это была своего рода зацепка в том мире, куда он так стремился. Он обнаружил, что некоторые его обитатели любят упоминать его имя, и ухватился за это. Вот почему он пригласил Чино на выходные. Она будет его трофеем, украшением, одинаково ценным для обеих сторон.

Но главное, она будет болтать, когда вернется в город. Женщины обожают посплетничать. Поэтому все, что она увидит у него в доме, должно быть первоклассным. Даже секс. Чино была вдвое моложе его, но в свои двадцать два уже приобрела довольно причудливые сексуальные привычки. Она любила, чтобы с ней обращались грубо (без синяков, конечно), и Милош с большим удовольствием потакал ее капризам. Ведь она будет всем рассказывать, какой он мужчина, и нужно, чтобы отзывы были самыми восторженными. Ее слова будут передаваться из уст в уста, распространяясь в нужных кругах, и скоро все небожители будут знать о легендарных вечеринках Милоша Драговича и стремиться туда попасть. Постепенно от желающих не будет отбоя.

Потом весь этот ажиотаж перекинется на его клуб. Когда осенью откроется «Белгравия», она будет местом, где собираются избранные.

Чино опустилась на диван, почти не придавив подушку.

— Чем же ты меня угостишь? — спросила она, сверкнув безупречными зубами. — Это секрет?

Он взглянул на нее. Ты хочешь секретов, дорогая? Могу сообщить тебе нечто такое, от чего ты пулей вылетишь отсюда.

— Нет... никаких секретов. — Он указал на широкий хрустальный графин, стоявший на стеклянном кофейном столике. — Просто немного вина.