Елена Усачева - Большая книга ужасов 2015 (сборник) Страница 26

Тишка протиснулась назад, джип мягко тронулся с места.

А вдруг вот так ехать, ни о чем не думая… а из ниоткуда – скрежет железа, звон стекла…

Тишка потрясла головой. Она засыпала. Мотор спокойно урчал, мимо пролетали ряды фонарей, мигали светофоры, порой машина застревала в коротких пробках.

А вдруг родители погибнут, разобьются, и останутся они с бабушкой совсем одни?

– Гелька, проси чего хочешь! – обернулась к ней с переднего сиденья мама. – Да ты спишь уже, что ли?

– А? Да, глаза слипаются…

– Чего хочешь, то тебе и купим, говорю. Мечты должны сбываться!

– А? да. Хорошо… должны.

Перед глазами снова маячил серый мелкий песок, из которого торчал полузасыпанный бумажный самолетик. За спиной что-то дымилось, пахло горелым мясом.

Песок нагревался, жар подползал все ближе…

А впереди вдруг появился лес, там было прохладно – и она, с трудом поднявшись на ноги, побрела туда…

Я хочу…

Чего же я хочу?

Кажется, я хочу быть свободной…

Расплавленный закат терся о мокрую жесть золотым животом. Изломанные плоскости крыш серебрились.

Лев смотрел на закат, а она – на него. Город снизу рокотал, будто прилив неведомого моря. Моря в золотой паутине солнца.

– Я обещал рассказать тебе про Черного. Это очень странная история, но постарайся понять.

Лев говорил долго.

Ника слушала, в самых жутких местах невольно к нему придвигаясь. Он говорил о вещах немыслимых, невозможных, невероятных. Она впитывала каждое слово – и верила.

Питер – очень молодой город, город-ребенок. Всего триста беспокойных лет стоит он на болотах. Только мало кто догадывается, что болота эти до сих пор шевелятся под асфальтовой коркой. Извилистые корни вековых елей, корявые пни, мореные бревна, пласты торфа, тела мертвецов, которых не тронуло разложение, – все сохранили болота. Триста лет не могут высушить их ржавую кровь, заглушить глубинное бормотание. Духи болот поднимаются по асфальтовым трещинам и растворяются в лужах после дождя. Среди городских луж всегда есть одна бездонная. Наступишь – и трясина схватит тебя за ногу, не вырвешься. Среди бледных фонарей на набережных гнездятся болотные огни. А среди подворотен есть одна бесконечная, ведущая в спиральный лабиринт, который превращается в тело великого змея, спящего вокруг черного камня. Среди теней, пробегающих по стенам, есть одна, которая до сих пор ловит живых людей. Самые старые дома уже запустили в глубь болот каменные кости и трубы, пропитались молочными кислыми туманами, открыли подвалы болотным призракам.

В старые дома время от времени заглядывает болотный Хозяин, тварь из глубины, самый древний болотный дух. Потому что болото следит за нами, болото ждет, когда снова настанет час черного прилива.

Тогда болото набросится на нас, на маленьких человечков, тогда черная болотная жижа хлынет в разинутые рты.

Черный с лошадиной головой – это сам болотный Хозяин, живущий здесь с незапамятных времен. Не всем домам повезло стоять на бывших земляничных полянах. Некоторые встали над древними капищами, над чавкающей пастью самой земли. Древние места, древние силы, очень древние… они вольны принимать любой облик, они безжалостны, они чуют жизнь, запах крови, жар красных рек под тонкой кожей, они хотят согреться. Болотный дух пробудился – и этот дом стал его владением, превратился в болотный пузырь. Под шагами Хозяина тяжело гнутся стертые ступеньки лестницы, он, невидимый, сквозит между балками и заглядывает в окна верхнего этажа со стороны улицы. Он ни за что не уйдет назад.

– Ну ничего себе навороты… это привидение, что ли?

– Нет, Ника, это болотный дух, древнее существо. Пока во дворе росли тополя, они откачивали корнями воду – и он спал. Но тополя срубили. Теперь дом полон тумана, теперь тут умирают люди, жильцы… Несчастный случай, болезнь – он найдет как подобраться ближе.

– Погоди-погоди, ты хочешь сказать, что любой может умереть? И Тишка? И я? И мама?

Закат давно погас, Лев глядел на нее серебряными глазами, хотя на небе сегодня не было луны.

– Он тебя выбрал, он придет за тобой. Но я тебя спрячу, не бойся.

– А остальных?

Лев молчал.

– Кто ты?

Лев молчал.

– Кто ты, я спрашиваю?!

Он отвернулся, уставившись на далекие потемневшие окна.

Ника вцепилась ему в плечо, тряхнула изо всех сил:

– Отвечай, ну!

– Я вампир.

Лев улыбнулся, показав крупные, очень белые зубы.

Ангелинина бабушка выслушала по телефону про Гелькины успехи, спрятала мобильник в удобную мягкую просторную сумку.

– Закончилась морока, слава богу, – проворчала она, а рядом тут же подхватил знакомый голос:

– Да уж, наслышаны про вашу музыкальную девочку, наслышаны.

Оказалось, напротив нее в электричке устроился их сосед по даче, вкрадчивый бородач с мягкой ускользающей улыбкой Чеширского кота.

– Да помилосердствуйте, Иван Ильич. Я уж, бывает, сама не рада этой музыке. Оно понятно, что конкурс, но ведь дите еще, а все упражнения, упражнения. И ведь не гуляет совсем.

– Мои тоже не гуляют, – усмехнулся сосед. – Гаджеты-с у них. То монстров мочат, то мир спасают. Уж лучше пианино.

Остаток дороги они провели, с наслаждением обсуждая детей, внуков и дачные проблемы. Что уже посажено, да что взошло, да когда же распогодится и кончится, наконец, непрерывная эта мокреть…

– По приметам, коли сейчас дожди, так грибов будет много, хоть какая радость, – вздохнула бабушка.

– Избави боже от такой радости, – прижмурился сосед. – Я, знаете ли, с некоторых пор на тихую эту охоту ни ногой.

Бабушка вопросительно подняла бровь, и сосед принялся со вкусом рассказывать, порой трогая свою буйную бороду:

– У нас в Новгородчине, как вы знаете, леса непролазные, болота кругом, дебри. Но народ давно прижился, пообвык – тут поселок, там деревенька. Дачников полная грядка, да и мы грешные, сами знаете, из той же породы. И вот издавна люди замечали и до сих пор шепчутся, что водятся в наших, так сказать, палестинах странные змеи. Обычных гадюк тоже хватает, ужей много. Но ужи нам привычные. А эти – мы их зовем «черные полозы»… эти страшненькие. Они летать умеют некоторым образом. И не ползают, а колесом катятся, м-да, такие, вот по преданию, чудеса. Понятное дело, ни в одном учебнике биологии про такое не напишут. Так в учебниках вообще много чего не пишут, согласитесь. Одну-то эту змейку загадочную я сам видел в прошлом году. Как сейчас помню – возвращаюсь из леса, корзинка у меня с грибами, устал, набегался… А уже к вечеру дело, туман тянется от болот, вот-вот и сумерки. Иду, прутиком помахиваю. И вдруг через дорогу свист такой негромкий – фью-фью… Ну мало ли – птичка? Только по спине у меня мурашки разом забегали. У нас женщину мертвую перед тем в лесу нашли, помните, наверно, много было разговоров. Лицо белое, а на шее – черная полоса… а еще говорят, змея у нее на груди лежала. Та самая. Хоть и не верю я в это, а жутковато мне стало. Жутковато. Остановился я, смотрю – катится мне навстречу обруч. Сам собой катится, а за ним трава на обочине дымится. А я как будто прирос к земле, значится. Стою, взрослый мужик, а ноги-то дрожат. Ни дернуться, ни вскрикнуть… Распался тут обруч – и стало видно, что это змея черная, а глаза – рубиновые бусинки. Голову подняла, глядит на меня в упор – и я на нее гляжу. Не знаю, чем бы и кончилось, да только тут из тумана кошка выскочила. Черная, огромная. Глазищи желтые сверкают. Прям демон! И – шасть между нами! Зашипели обе… а потом кошка кинулась на змеюку. М-да. Тут я опомнился. Корзинку уронил – и деру! Ходили мы потом с соседями на то место, да только не было уже никого. Корзинку мою нашли, целехонька. На краю болота неподалеку увидели круг выжженной травы, а больше ничего. Но с тех пор я за грибами больше не ходок. И вам не советую. А то, что туристы у нас пропали прошлым летом… так у нас каждый год кто-нибудь пропадает, такой уж медвежий угол, болота кругом, дебри. Терра, так сказать, инкогнита. Земля неведомая. Заболтал я вас, заболтал. Вот уж и Питер за окном.