Алексей Филиппов - Плач Агриопы Страница 27

За оградой было малолюдно: в два часа пополудни, да ещё в рабочий день, удивляться этому не приходилось. Несколько детей резвились возле аляповатой сусальной статуи, изображавшей пастыря в окружении овец. Двое шалопаев оседлали бедных каменных животных, а один, самый неугомонный, пытался по посоху пастыря взобраться тому на руки. По ступеням, символизировавшим божественные заповеди, Павел поднялся на высокое соборное крыльцо; рванул на себя тяжёлую дверь и оказался в притворе.

Здесь уже наблюдалась некоторая человеческая активность: вокруг многочисленных досок объявлений и столиков с газетами и журналами толкались читатели разных возрастов и национальностей. Павел вспомнил: Собор Непорочного Зачатия проводит службы для московских католиков из армянской, греческой и даже корейской общин. Возможно, притвор храма был бы не самым плохим местом для общения — в том числе с потенциальным переводчиком, — но, внимательно оглядевшись по сторонам, управдом пришёл к выводу, что видит перед собой обычных прихожан. Священника надлежало искать в зале для богослужений. Прежде, чем войти туда, люди приостанавливались у высоких чаш с водой, вероятно, освящённой, и окунали в воду пальцы правой руки. Затем быстро и разнообразно крестились: кто-то, совершив крестное знамение, целовал себе пальцы; кто-то прикладывал руку к сердцу; кто-то и вовсе делал такие стремительные и непонятные телодвижения, что Павел бы не смог их воспроизвести без тренировки.

Выждав момент, когда у входа в зал для богослужений образовалась пустота, управдом поспешил к ближайшей чаше, окунул в неё правую руку по самое запястье и размашисто, с брызгами, перекрестился. От волнения он не заметил, что крестное знамение вышло троеперстным, православным, а не католической «лодочкой». Впрочем, и на сей раз никаких окриков не последовало.

Павел вошёл в центральный неф собора. На миг поразился обилию света, заливавшего всё видимое пространство через живописные цветные витражи. Длинный ряд простых деревянных скамей заканчивался алтарём и высоким распятием. Некоторые скамьи были заняты молящимися, но Павла не интересовали их согбенные фигуры. Ему понадобилось меньше десятка секунд, чтобы отыскать взглядом то, что он хотел найти. Деревянные трёхчастные кабинки, ютившиеся у стен, неподалёку от входа. Исповедальни. Павел решительным — и, наверное, слишком быстрым — шагом направился к ближайшей из них. Тут его решимость угасла. Он потоптался снаружи, попробовал забраться внутрь и обнаружил, что дверь заперта. Наконец, набрался наглости и постучал по дереву костяшками пальцев, произнеся:

- Святой отец, батюшка, к вам можно?

Сзади раздалось деликатное покашливание, и управдом нервно обернулся. Перед ним стояла старушка в платочке и тёплом шерстяном джемпере — совсем невзрачная и безобидная.

- Молодой человек, — в её голосе слышалось сожаление, — Вы рановато. Если желаете исповедоваться, дождитесь мессы. Сейчас в исповедальне никого нет.

- Понимаете, мне бы не исповедоваться, мне бы поговорить со священником, — Павел отчего-то засуетился и даже покраснел. — У меня к нему есть дело.

Старушка развела руками, словно бы говоря: места тут много, почём я знаю, где он прячется.

Со скамьи, метрах в трёх от исповедальни, поднялся человек и направился к Павлу.

- Вам отца Аркадиуша? — управдом с удивлением разглядел, что доброхотом оказался подросток лет шестнадцати. Тот был одет в забавную длинную белую рубаху, с широкими рукавами и кружевами, без пуговиц. Рубаха казалась слегка великоватой. Павел понимал: молодой человек — не просто так оказался в храме. И неожиданно брякнул почти правду:

- Мне нужен тот, кто свободно говорит на Латыни. У меня имеется… ценный документ, который я должен прочитать немедленно.

- Ого! — Павлу показалось, юный собеседник собирался присвистнуть, но сдержался. — Кажется, вам к нашему Людвигу. Они с Латынью — друзья навек. А я-то ему всё время говорил, что Латынь — дохлый номер, простите за выражение. На следующий год Людвиг поступит в Университет Святого Сердца, в Милане, ему обещали стипендию, как одарённому. Так что — не упустите возможность получить консультацию! Если документ при вас — я могу проводить.

Парень выжидательно замолчал. Павел кивнул — осторожно, но согласно.

- Сюда, — молодой человек широким жестом указал на входную дверь. Управдом слегка замешкался, и собеседник истолковал промедление по-своему:

- Может, вам всё-таки отца Аркадиуша? Может, вам нужен настоящий священник, а не министрант?

- Министрант? — недоуменно переспросил Павел.

- Вы не католик, — определил парень в забавной рубахе, — А кто вы? Православный?

- Да, наверное, — протянул управдом.

- Министрант — это кто-то вроде алтарника в православной церкви, — пояснил парень. — Вот я сейчас в облачении министранта, ещё не переоделся после утренней мессы. Мы зажигаем свечи, звоним в колокольчик, приносим в алтарь вино и хлеб для евхаристии. В общем, неквалифицированная рабочая сила, — Шутник весело хмыкнул, видимо, порадовавшись собственной шутке. — Людвиг тоже министрант, и он хочет стать священником. А я — нет.

За разговором парень провёл Павла в притвор и, не выходя на улицу, повернул направо, к узкой двери. За дверью обнаружилась лестница вниз — должно быть, на цокольный этаж.

- Не пугайтесь, — проводник легко, почти пританцовывая, принялся перескакивать с одной ступени на другую, — У нас тут не подземная тюрьма. Всего-навсего наше молодёжное объединение. Полчаса назад Людвиг был здесь… А вот и он!

Навстречу медленно шёл худенький высокий юноша в самой обычной коричневой куртке и не менее обычных синих джинсах. Единственное, что привлекало в нём — слегка грустный и мечтательный взгляд светло-голубых, будто бы выцветших на ярком солнце, глаз. В нём было что-то общее с «арийцем» — отстранённость от мира, усталость не по годам. Юноша был старше говорливого министранта, вызвавшегося проводить Павла. Впрочем, больше восемнадцати ему бы никто не дал. Павел усомнился, что сумеет договориться с таким малолетним умником. Хотя деваться-то было и некуда.

- Мне нужна ваша помощь, — с места в карьер начал управдом. — Если вы действительно так хорошо знаете Латынь, как утверждает ваш друг.

- Здравствуйте, — рассудочно и, как будто, ничуть не удивившись такому обращению, проговорил юноша. — Моё имя — Людвиг. А вы?

- Павел Глухов. — Под взглядом блёкло-синих глаз Павел смешался, ощутил себя неуклюжим медведем, почти хамом.

- Я знаю Латынь, — в словах Людвига послышалось что-то вроде сильной привязанности. — Это замечательный язык: очень стройный и простой. Латынь — моё хобби; в будущем, надеюсь, станет и частью работы. Но зачем вам моё знание? Латынь — мертва.