Мария Барышева - Дарители Страница 28

Звук бьющегося стекла заставил Виту встряхнуться. С усилием она выбралась из странного сонно-болезненного тумана, который тянулся за ней, словно липкая паутина. Она открыла глаза, несколько секунд осовело смотрела перед собой, пытаясь сообразить, разбилось ли что-то на самом деле или ей померещилось, потом лениво повернулась.

— Черт, как же это?! — вырвался у нее растерянный и негодующий возглас. Вита вскочила, глядя на Наташу, которая сидела на самом краешке скамейки, словно собиралась вскочить, вытянув шею и неестественно широко раскрыв глаза, едва заметно подергивающиеся в глазницах, словно от удушья. Она не шевелилась, застыв, словно странная статуя, и только пальцы правой руки подпрыгивали, постукивая по скамейке короткими ногтями. Из прикушенной нижней губы текла кровь, пачкая ворот светлого свитерка. А перед Наташей, чуть согнувшись, стоял какой-то парень, уставившись на нее с отупелым удивлением. Она смотрела — в этом не было никаких сомнений.

— Наташка! — Вита попыталась потянуть ее в свою сторону, но у нее ничего не вышло — тело подруги было как единый сведенный судорогой мускул, и она не отклонилась ни на миллиметр. Пытаться сдвинуть ее с места было все равно, что тянуть из земли взрослое дерево с хорошо развитой корневой системой.

— Чо это с ней? — пробормотал парень, не делая попытки отвести взгляд. Запоздало сообразив, Вита, повернувшись спиной, передвинулась так, что оказалась на пути сросшихся взглядов, и тотчас Наташа позади шумно вздохнула, и стук ногтей по дереву прекратился.

— Иди отсюда! — сказала Вита громко, изо всех сил стараясь не заорать. — Иди, чего встал?!

— Она чо, припадочная?! — осведомился парень, сонно моргая.

— Не твое дело! Вали давай! Ну, вали!

— Дуры психованные! — он повернулся и быстро пошел прочь, даже спиной выражая удивление. Вита глубоко вздохнула и потерла ладонью резко вспотевший лоб. Человек, сидевший напротив, сложил газету, встал и торопливо удалился, бросив на нее короткий подозрительный взгляд.

— Оранжево, — скрипуче сказала Наташа сзади. — Оранжево… и черный, и красный… темно-оранжево… густо оранжево…

Вита повернулась и снова опустилась на скамейку. Наташа уже сидела расслабленно, руки лежали спокойно, но с ней по-прежнему было что-то не так. Она удивленно крутила головой по сторонам, словно совершенно не понимала, где находится, и глаза ее были странными.

— Наташка, — Вита протянула руку, поймала ее за подбородок и заставила повернуться, и на этот раз Наташа сделала это вполне охотно и взглянула на нее с каким-то особенным вопросительным выражением, и Вита вздрогнула, словно на нее посмотрели из совершенно другого мира. — Наташка, ну что ж ты, а?..

Наташа чуть склонила голову, осмысливая. Вита сказала ей фиолетово — фиолетово и даже темно-фиолетово — она злилась, — и с примесью серого, потому что была огорчена, расстроенна. Наташа тоже расстроилась — серо, но с темно-желтым, потому что была виновата, и нужно было сказать: «Прости, прости, пожалуйста».

— Серое… желтый… и лиловый… плавно… насыщенно… — услышала Вита и нахмурилась, чувствуя легкий страх.

— Что?! Я не понимаю!

Наташа удивленно сдвинула брови и повторила то же самое, но Вита опять покачала головой и спросила (что?) — темно-серый и переход к алому. Она не понимала, более того — испугалась чего-то. Наташа снова попыталась объясниться, но вместо вины и раскаяния и просьбы все равно получались цвета, оттенки, и, отвернувшись, она снова начала озираться — уже сама испугавшись. Это было неправильно. Она уже давно была в реальном мире, но почему-то продолжала все воспринимать цветами — и звук, и воздух, и действие, и температуру, и эмоции, и окружающих и саму себя. Словесных определений, которыми пользовался этот мир, не существовало, язык привычных слов исчез, оставив только определения цвета, все же прочие слова потеряли свое значение, став для нее бессмысленным нагромождением звуков. Она думала цветом, дышала цветом, действовала цветом, и Вита, смотревшая встревоженно-испуганным цветом, тоже воспринималась особой смесью множества цветов. Но так не должно было быть, так происходило только, когда она смотрела, когда попадала внутрь, когда работала…

охотилась

…но с этим реальным миром такого быть никак не могло. Страх превратился в дикий животный ужас (багрово, багрово)…

Однажды ты можешь не вернуться, ты можешь просто исчезнуть…

…но в то же время это было важным, очень важным (глубокий синий).

Наташа шевельнула губами, почувствовала соленое (бледно-зеленый), провела по ним тыльной стороной ладони и увидела кровь (свежий красный, прозрачный, мягкий — все равно, что подумать: кровь из маленькой неопасной ранки, капиллярная кровь). Постепенно все начало возвращаться — вначале значения части глаголов, потом местоимений, после в мозгу стали проступать существительные, но основным языком мышления все равно еще оставались цвета. Вита трясла ее (грязно-алый) и что-то говорила (фиолетово)… она очень бордово мешала ей, и Наташа бледно-фиолетово оттолкнула ее, продолжая озираться. Мир вокруг был восхитителен, мир постоянного и, похоже, бесконечного процесса лессировки[3]. Ветер был прозрачно белым, но подхваченные им листья и пылинки летели синим, то светлее, то темнее, и синим, то и дело резко переходящим в голубой, порхали воробьи перед скамейкой, но подпрыгивали бледно-розовым, а чирикали мягким зеленым. Люди ходили жестким зеленым, к которому у каждого прохожего легким, почти незаметным мазком примешивался свой цвет, а машины на дороге за ее спиной шумели ядовито-желтым. В воздухе пахло смесью цветов, среди которых преобладал красный, садилось солнце — к оранжевому снова и снова подтекали красный и черный, но погода была по-прежнему нежно-голубой. Она попыталась рассказать обо всем этом Вите, но та все так же отвечала ей серым и грязно-алым и смотрела фиолетово, и фиолетовый все темнел и темнел. Наташа переплела пальцы и прижала их к груди. «Мне страшно, мне плохо, — сказала она Вите, — но в то же время это так потрясающе, если бы ты могла чувствовать, как я, ты бы поняла. Я думала, что такое возможно только, если смотреть внутрь людей, но такое возможно и здесь, поэтому это очень важно, мне нужно совсем немного времени, чтобы понять, я должна нечто понять». Но Вита услышала только чудовищный, бессвязный набор слов, среди которых преобладали цвета. Можно было подумать, что Наташа сошла с ума и совершенно не соображает, что говорит, но тем не менее, Вита была уверена, что для Наташи в сказанном существует смысл, только она, Вита, не в состоянии его понять…