Сергей Минцлов - Чернокнижник (сборник) Страница 28

Египетского в этой легенде нет ничего: она заимствована Лесковым у знаменитого путешественника тринадцатого века, венецианца Марко Поло, и значительно переделана в пересказе. В действительности местом происшествия была северная Персия в районе между Дгарбекиром и озером Урмией; много лет тому назад в бытность мою в этом краю мне довелось наглядно убедиться, насколько правдивы и точны сообщения Марко Поло, которым так долго историки не давали веры.

Восстановлю эту интересную легенду так, как рассказывает ее путешественник и как я слышал ее на ее родине.

…Много-много веков тому назад, спасаясь от жестоких преследований своих же христиан, кучка сирийских несториан ушла в пределы Персии и ухоронилась в диких горах. Жили несториане мирно, занимались землепашеством и скотоводством и упорным трудом превратили свои дебри в земной рай; маленькое селение все росло и благосостояние его множилось.

Счастье всегда родит зависть, нашлись враги и у несториан при дворе халифа, которые задумали погубить их и воспользоваться их имуществом. Но халиф был справедлив и, когда алчный визирь доложил ему, что необходимо покончить с несторианами, будто бы обманами завлекающими темных людей в свое лживое учение и всячески издевающимися над верой страны, он задумался.

— А тебе известно их учение?.. — спросил он.

— Нет!.. — должен был сознаться визирь.

— И мне тоже… — ответил халиф. — Как же мы будем решать то, чего не знаем? Созови мудрых людей и разбери его. Если окажется правдой, что несториане лжецы и обманщики — я сотру их с лица земли!

Поздно светились в ту ночь огни в комнате совета в белом дворце визиря.

Однажды утром пастухи несториан, пасшие овец на скате высокой горы, завидели в мареве степи дым, зоркие глаза их различили, что это пыль, вздымаемая конным отрядом; они поспешили угнать овец в безопасные места, а в селение послали подростка оповестить о тревоге. Гулко заклепал молоток по согнутой железной полосе, висевшей на цепи около церкви.

Жители вооружились и поспешили на площадь, но тревога была напрасной — неизвестные всадники оказались конвоем и свитой двух посланцев самого халифа.

Старший из них, седобородый старик с глазами как ночь, при везде приказал трубить в трубы и, когда сбежалось все селение и выступил вперед престарелый пресвитер, обратился к народу.

— Я приехал к вам от пресветлого, славного во всем мире нашего владыки и повелителя, — произнес он так, что отдалось во всех углах площади.

— От ответа, какой дадите мне, зависят жизнь и смерть ваша! Подайте мне вашу самую святую книгу!..

Пресвитер приказал принести рукописное Евангелие и протянул его посланному.

— Она это или нет? — спросил тот, высоко над головой подняв книгу.

— Она, она! — гулом пронеслось над площадью.

— Скажите же без утайки — правда то, что рассказано в ней? — продолжал посланный.

— Все истина! — раздался единодушный ответ.

— Все до единого слова?

— Да, да!!

— И вы веруете в своего Бога всеми силами, всею душою и сердцем?

— Веруем и исповедуем! — загремела площадь.

— Ну, вот и прекрасно! — поглаживая серебристую бороду, сказал приезжий. — Значит, вам совсем легко будет опровергнуть слова клеветников и доказать, что вы не обманщики.

— Что же мы должны сделать? — спросил пресвитер..

— Да самые пустяки! — посланный опять поднял Евангелие и уставил на него пальцем другой руки. — Здесь сказано, что если кто-нибудь имеет веру хотя бы в горчичное зерно и скажет горе — сдвинься с места, то она сейчас же сдвинется. Халиф являет вам милость — разрешает вам выбрать человека, которого, скорее всего, послушается ваш Бог. Через десять дней сюда приедет сам пресветлый халиф и вы в его присутствии сдвинете словами вон хотя бы ту гору! — Он указал рукой на степь, на которой неподалеку от селения возвышалась каменистая и утесистая гора.

— Ну, а если халиф окажется обманутым вами и гора не послушается, то пеняйте на себя: значит, вы действительно лжецы и обманщики и книга ваша такая же: всех мужей ждет жестокая смерть, а жены и дочери будут проданы в рабство!

Как онемелые, выслушали жители страшную речь.

Всадники повернули коней и опять пыль заклубилась по степи, а на площади раздались плач и стоны женщин, возбужденный говор мужчин: спрашивали, откуда свалилась им на головы такая напасть и решали, как избыть ее, но ничего придумать было нельзя: спасти могло только чудо!

Но кто бы взялся за совершение его?

Напрасно перебирали имена всех обитателей селения и спрашивать, не чувствует ли кто в себе сил для совершения подвига; ни у кого не оказалось веры даже с горчичное зерно; старый, всеми любимый пресвитер, когда первым назвали его имя, покачал дряхлой головой и ответил: «Не могу, дети мои; слабый я человек, только всех погублю!..»

Сперва уныние, а затем страх стал овладевать населением. И с каждым днем он все рос и превращался в ужас: люди зачуяли рядом с собой призрак смерти. Все лишились сна и если засыпали, то ненадолго и пробуждались в холодном поту.

Работы были заброшены, птицы стаями облепляли по-спелый виноград и клевали его, но никто не обращал на них внимания; хлева стоячи распахнутыми и пустыми: животных отпустили на волю. Люди вдруг необыкновенно ясно припомнили все неправды и обиды, которые они причинили раньше своим ближним. И чаще других при этом мелькало имя кривого сапожника Федора, всегда веселого и всем довольного человека, слывшего простофилей и чудаком, которого, в силу этого, принято было обсчитывать или чего-нибудь ему недодавать.

Что бы ни произошло с ним неприятного — он, как бы утешая виноватого перед ним, говорил: «Ничего, Бог устроит!..» и единственный глаз его светился лаской. Этими же словами он успокаивал и других: верилось, что и вправду будет именно так.

Само собой вышло, что общий выбор остановился на сапожнике: утопающие хватаются и за соломинку!!

Один за другим стали собираться к его убогой сакле люди и никто не подивился такому диковинному стечению народа. Пришел даже престарелый пресвитер и, когда раздались общие просьбы спасти всех, когда матери стали подымать кривому для обороны детей своих, сапожник изумился.

— Да как же я могу это сделать?.. — возразил он. — Я грешный и хуже вас всех!!

Плач и вопль покрыли слова его.

— Не отказывайся, помолись!.. — сказал пресвитер. — Может быть, услышит тебя Господь… И я с тобой в наш Судный день стану рядом.

Заплакал сапожник и согласился.

«Бог устроит!..» — добавил он.