Геннадий Башунов - Могильщик. Чёрные перчатки Страница 29

  Но я этого не сделаю. Почему?"

  - Отказы принимаются ещё два дня, - весело хихикая, заявил Карпре, усевшись за стол. - На третий мы садимся на баркас и плывём к острову. Баркас и так стоит денег, а к острову приблизиться рискнёт не каждый рыбак, так что стоимость нашей поездки составит сорок грошей, больше марки. Поделим на шестерых и, с учётом вашего проживания здесь, получим две марки, то есть по десять грошей с каждого. С тебя - семь, ты мой старый друг, - прокажённый расхохотался. Смеялся он долго, постанывая, утирая слёзы и сморкаясь на пол. - Конечно, ни у кого из этих засранцев могильщиков, кроме моего, - истеричный смешок, - старого друга Велиона, нет таких денег, поэтому за всё эти ребятки заплатят со своей доли, я думаю это справедливо, тем более, доля будет большой, очень большой. Сто марок, двести! Вы впятером получите весь хабар, а я заберу Сердце Озера. Велион, старый хер, как ты думаешь, это справедливо? А у тебя есть семь грошей, а, Велион?

  - Я отдам все десять и сделаю это сейчас, - сухо отозвался могильщик, единственный настоящий могильщик в этой своре. - Не хочу быть тебе должным.

  - Это хорошо, - Карпре снова рассмеялся.

  - Вот только я не понимаю, - продолжал Велион, не обращая внимания на смех, - зачем тебе напарники? Для того чтобы пройтись по их трупам?

  - Нет, дорой мой друг, не для этого. А для того, чтобы выжить. Да-да. Если нас будет много, мы выживем. А знаешь почему? А? Молчишь? А я всё равно тебе скажу. Нас шестеро, рыбаков на баркасе - а нужен серьёзный баркас, чтобы проплыть сто миль до острова, ведь на этом озере бывают настоящие штормы - будет пять, может, тоже шесть. Мы заплатим деньги за то, чтобы они нас отвезли... и вот тогда начнутся проблемы. Если бы я - или ты - был один, они просто прирезали бы меня, а деньги вытащили из карманов. Зачем куда-то плыть, если можно получить всё и сразу? Или, если командир рыбаков был бы рисковым человеком, он бы отвез меня - или тебя - на остров и подождал, пока я или ты вернулся бы с добычей. И чтобы он бы тогда сделал с тобой, или со мной, или с тем парнем, которого зовут Кермег?

  - Прирезал бы.

  Карпре расхохотался.

  - Ты прав, друг мой Велион, прав. Я уверен, что могильник на острове не так уж и опасен, а большая часть погибших на нём погибли от рук нанятых им же рыбаков. Если нас будет шесть, рыбаки побоятся убить нас, они же не солдаты и даже не пираты. А ты неплох на мечах, так, а?

  - Может быть.

  - Может быть? Но как ты меня пугал тогда, а?

  - Но ты же так и не увидел, каков я в деле, так?

  Карпре выпучил глаза с большими, как блюдца, зрачками. В этих глазах можно было разглядеть ненависть, хотя, казалось бы, ничего, кроме дурмана, там не было. Он молчал некоторое время, играя желваками и надувая щёки. А потом расхохотался, зло и неестественно.

  - Да ты шутник, друг мой Велион, - сказал он, резко обрывая смех. Голос был пьяным и злым. - Шутник и выдумщик.

  - Не худший, чем ты, Карпре.

  - Был в Импе? - неожиданно спросил прокажённый могильщик, видимо, решив сменить тему разговора.

  Велион вздрогнул, слишком сильно, чтобы это не осталось незамеченным, этого вопроса он не ожидал.

  - Был, - констатировал Карпре. - Был в Импе и ещё не менее чем в полусотне других могильников на всём материке. Знаешь, о тебе ходят слухи, которые уже можно назвать легендами, причём не только в нашем кругу, но и среди обычных, но небедных людей, ещё - магов. Бледнорожий могильщик с чёрными глазами, Велион, Чёрный могильщик. Да-да, это тот, что был в каждом могильнике по всему свету. Да-да, именно он вытащил так много своих раненых товарищей, вернее - коллег, из мёртвых городов, благородный могильщик, который никогда не бросит в беде. Теперь у тебя ещё и есть шанс поучаствовать в походе за Сердцем Озера. Знаешь, я начинаю завидовать. Но что это? Тень гордости за себя на бледном и таком мужественном лице? Нет? Конечно - нет! На этом лице не написано ничего, кроме безразличия. Что же такое случилось в Импе, что ты так отреагировал только от упоминания об этом городе, раз уж весть о собственной славе, пусть и в узких кругах, не вызвала в тебе никаких чувств?

  - Ты пьян и мелешь чепуху.

  - Да что ты? А, по-моему, я достаточно трезв, чтобы говорить об этом. А-а, или ты мне не веришь? Думаешь, я лгу тебе? Нет, дорогой мой друг, я не лгу. Эти сопляки тебя не узнали, потому что они не знают ни хрена. Им ничего не сказало твоё имя только потому, что они в этой жизни ни черта не знают, особенно - каково это, быть могильщиком. Ведь они обычные отбросы общества, которые нацепили на свои грабли чёрные перчатки, и считают теперь, что мир падёт к их ногам, а бабы будут стелиться перед ними сотнями. Они... - Карпре подавился слюной и закашлялся. Велион только сейчас понял, что его собеседник уже почти перешёл на крик, но никто из их "компаньонов" не обращает на это внимание. Наверное, уже привыкли. - Они, - взревел прокажённый, наконец, вернув себе возможность говорить, - не знают, что жизнь могильщика - это увечья и смерть! Вот что такое жизнь могильщика! - он рванул на себе повязку. Велион увидел, как ткань пропитывается чем-то тёмным. Запахло гниющей плотью, причём не гноем, сочащимся из фурункула или раны, а смрадом разлагающейся плоти.

  Истерика Карпре кончилась неожиданно. Он обессилено упал на стул и зашёлся в сухом плаче. Велион продолжал сидеть с каменным лицом, готовый оглушить истерика в любой момент. Но Карпре, кажется, успокоился. Его рыдания начали становится тише, интервал между всхлипами и вздохами становился всё длинней. Наконец он успокоился окончательно. Успокоившись, сразу потянулся за кувшином с элем.

  - Пустой, - прохрипел он почти нормальным голосом. - Эй, вина сюда. А моему другу ещё эля!

  - Я больше не буду, - сухо сказал Велион, отстраняя пустую кружку.

  - Эй, могильщик, успокойся, - насмешливо произнёс Карпре. - Завтра не в дорогу. Выпей, отдохни.

  - Я достаточно отдохнул.

  - Вот в этом ты весь, Велион, мой старый друг. Ты не отдыхаешь. Ты не умеешь отдыхать. Ты переходишь от могильника к могильнику только для того, чтобы переходить от могильника к могильнику. Действие ради действия. Ты мало пьёшь, бабы тебя интересуют постольку поскольку... Ты существуешь, а не живёшь. Ты как собака, одни инстинкты. Я могильщик, и я буду ходить по могильникам, думаешь ты. Не ради денег, не ради баб. Мне не надо ничего, даже славы. Я просто хожу по могильникам, потому что я могильщик. Я мало пью и не употребляю наркотики, чтобы моя реакция не стала хуже, чтобы руки не тряслись, когда я буду ковыряться в очередном магическом куске говна. Я наберу себе чуточку, ровно столько, сколько мне надо, чтобы на выручку дойти до следующего города. Подкоплю немного денег к зиме, потому что зимой по могильникам лучше не ходить, да и не пройдёшь ты по могильнику зимой. И зимой всё изменится. Я буду жить в какой-нибудь халупе, где всё пропахло клопами, и жрать. Два месяца, ну или пока хватит денег. Жрать самый дерьмовый эль, упиваясь ежедневно, валяясь на полу, выблёвывая свой желудок. Я буду себя ненавидеть, жалеть, начну думать о самоубийстве... Но к марту всё это закончится. Пройдёт неделя или две, я приду в себя, ведь скоро апрель, а в апреле я снова выйду на большак и буду бродить от могильника к могильнику, от одного могильника к другому могильнику, от тысячного могильника к тысяча первому, и кончится это только в тот момент, когда я, наконец, постарею, и моя дрожащая рука сделает неверное движение, или меня прирежет за пару медяков в моём кармане троица разбойников.