А.Р. Морлен - Сборник — Финт хвостом Страница 29

Они провели вместе одни выходные в Алнвике, когда Блур был в Лондоне. Он оставил несколько длинных и жалобных сообщений на автоответчике, которые они вместе прослушали, когда Хендерсон проводил Элизабет домой, прежде чем уехать к себе в Лейстер. Где она? Почему она ему не перезванивает? Потом он начал подлизываться: «За меня не беспокойся, милая. Я только надеюсь, что ты хорошо проводишь время. Я уже скоро вернусь и увижу тебя». Когда Хендерсон ехал на юг, ему было не слишком приятно думать, что в какой-то момент они пересекутся с Блуром, который едет на север по встречной полосе. Он ревновал Элизабет к мужу и стал выдумывать причины, чтобы не ездить к ним по выходным. Ему было больно видеть их вместе. Хендерсон так и не понял, действительно ли Блур набрал вес или он просто казался ему жирным, медлительным и самодовольным боровом. В конце концов, несмотря на все свои отлучки в бухту Уитли, Элизабет не спешила расстаться с мужем.

Экспедицию в горы они планировали уже несколько недель — с тех пор как Блур встретил своего старого друга Кертина на обеде у Ротарианов и таксидермист упомянул диких кошек. Элизабет провела исследования, и поездка все-таки состоялась, но без нее.

Блур снова остановился, и Хендерсон поравнялся с ним.

— Тебе не кажется, что здесь как-то слишком темно? — спросил Хендерсон, стирая пот со лба. — Даже если они тут и водятся, мы их вряд ли увидим при таком освещении.

— Если будем смотреть как следует, то увидим. — Блур закинул рюкзак за спину. Он был тяжелее, чем хендерсоновский: в нем лежали палатка, походный примус и запас провизии. — Но скорее всего мы раньше увидим не саму кошку, а признаки ее присутствия где-то поблизости. Тушку кролика, например. Или канюка. Так что смотри внимательнее и постарайся не пропустить что-то похожее.

В его голосе была нотка сарказма, чего Хендерсон никогда раньше не замечал. Впрочем, его это нисколечко не задело. Ему вдруг пришло в голову, что они с Блуром впервые остались наедине, без Элизабет. Раньше она все время была с ним, за исключением тех моментов, когда отлучалась в уборную.

Около половины двенадцатого — по-прежнему ни следа предполагаемой добычи — они вышли на маленькую полянку и разбили там лагерь. Пока Блур ставил палатку, Хендерсон собирал примус. Небо над соснами было похоже на бархатное покрывало цвета индиго.

—Иногда я тебе завидую, — сказал Блур, когда они отдыхали после еды — бобы с копчеными сосисками и по яблоку на десерт. — Холостяцкая жизнь...

— А? — нейтрально отозвался Хендерсон.

— Ну, знаешь, свобода и все такое. Делаешь все, что хочешь. Живешь, как хочешь. — Блур покосился на Хендерсона, выразительно приподняв бровь.

Хендерсон задумался над ответом.

— Да, наверное. Хотя у меня лично нет времени наслаждаться какой-то свободой.

— Правда? — спросил Блур, и Хендерсон вдруг подумал, что, может быть, Блур что-то подозревает. — Я думал, что при твоей работе должно оставаться немало свободного времени, и потом... эти молоденькие студентки, которые все время вокруг тебя. Ты мог бы... ну, ты понимаешь... жить полной жизнью, пока еще есть такая возможность. — Он достал сигарету и продолжил: — А я вот начинаю задумываться, что мои лучшие годы уже позади. Ты знаешь, мне всего сорок шесть, а я себя чувствую старой развалиной. Иногда я сомневаюсь, что по-прежнему в состоянии удовлетворить Элизабет. — Он посмотрел на Хендерсона, сунул в рот сигарету и щелкнул колесиком зажигалки. — Она-то еще молодая женщина, и ей нужен хороший мужик.

— Я думаю, дело совсем не в возрасте, — сказал Хендерсон.

— Да, я тоже так думаю. — Блур стряхнул пепел в примус. — Ну, я имею в виду, посмотри на себя. Ты старше обоих из нас.

— Вместе взятых. — Хендерсон засмеялся, но это был нервный смех. Блур вовсе не идиот. Он все поймет, если даст себе труд задуматься. Если уже не задумался и не понял.

Они пару минут помолчали. Единственным звуком в ночи, кроме периодического уханья совы где-то неподалеку, было шипение пепла, который Блур стряхивал с сигареты. Потом он снова заговорил.

— Я хочу кое-что у тебя спросить, — сказал он, и у Хендерсона екнуло сердце. — Ты... только ты сразу скажи, если считаешь, что я не должен был даже спрашивать... но ты переспал бы с Элизабет, если бы она захотела?

Хендерсон не мог выдавить из себя ни слова. Блур выкинул окурок.

— Ладно, кажется, я не должен был спрашивать. Проехали и забыли, ага?

Хендерсон все еще не мог подобрать нужных слов.

— У нас был длинный и напряженный день, — добавил Блур. — Нам надо как следует выспаться. Завтра мы должны отыскать эту чертову кошку, и чем раньше мы встанем, тем

больше у нас будет шансов. — С этими словами он встал и забрался в маленькую двухместную палатку.

— Я еще посижу немного, — сказал Хендерсон, потому что ему не хотелось лезть в палатку, пока Блур еще не заснул. — Я недолго.

Хендерсон проснулся на заре, озябший и голодный. Блур уже встал и даже успел собрать рюкзак, но самого его не было видно. Хендерсон заставил себя выбраться из спальника и глотнул минералки — бутылка была у него в рюкзаке. Он натянул одежду и сделал несколько ленивых отжиманий. Блур объявился, когда Хендерсон пошел отлить на краю поляны, и они быстро собрались, не рискнув сказать друг другу ничего, кроме «доброго утра».

Ближе к полудню они набрели на кролика, или, точнее, — на кроличью шкурку. Кто-то сожрал все мясо — кости были разбросаны рядом — и отшвырнул шкурку в сторону, вывернув ее наизнанку. Блур поднял ее за краешек и держал до тех пор, пока она не вывернулась на лицевую сторону, как тряпичная марионетка-перчатка.

— Дикая кошка, — сказал он.

— Правда?

— Они все-таки хищники, а не домашние киски. — Блур вертел кроличью шкурку в руках, так что голова, которая осталась неповрежденной, моталась туда-сюда. — Хорошо, что

домашние кошки вот так вот не могут.

Они углубились еще дальше в чащу. Как и раньше, Блур шел впереди, а Хендерсон как можно внимательнее вглядывался в сумрачные просветы между высокими соснами. Чем скорее они найдут эту кошку, тем скорее вернутся домой. Он вдруг встревожился, не понятно — с чего. Ему хотелось как можно скорее добраться до телефона, позвонить Элизабет и спросить, как она себя чувствует. Обычно ее менструации были короткими — два или три дня максимум, — но при этом слегка болезненными, и они с Хендерсоном всегда праздновали их начало как доказательство, что их пронесло и в этом месяце тоже. Они соблюдали все предосторожности, но все равно слегка беспокоились, пока у нее не начиналось.