Антология - Сакральная связь. Антология мистики Страница 3

Казалось бы, выбор был сделан. Но, отклонив ее избранника, ей навязали брак с другим человеком, в незыблемости репутации которого не сомневался никто, кроме нее. А на отвергнутого семьей возлюбленного госпожи посыпались самые изощренные оскорбления и мучения, какие только можно вообразить. Артур Уайетт употребил всю свою хитрость и жестокость на то, чтобы поставить под удар его честь, его свободу и даже его жизнь.

Отношение миссис Лоример к ее избраннику в результате этих несправедливых нападок и подлых интриг не изменилось, но сам он был на грани помешательства и отчаяния, в которые ввергла его любовь к ней, и она приложила немало усилий, чтобы успокоить его.

В конце концов ему пришлось уехать из страны, поскольку все ее попытки направить злую волю брата в иное русло оказались тщетными. Родители умерли прежде, чем сказались последствия причиненного ими зла, однако поведение сына было достаточным возмездием им за попустительство. Баловень семьи, он пользовался всеми преимуществами своего происхождения, но его поступки свидетельствовали о презрении к предкам и грозили запятнать доброе имя прославленного древнего рода. После смерти отца и матери большая часть их огромного состояния перешла к нему, и он, предавшись игре и разврату, довольно быстро все промотал. Его распутство, поначалу утонченное, постепенно приобрело самый низменный характер. Сестра пыталась вернуть его к достойной жизни, но вскоре поняла, что это запоздалое и бесполезное занятие. Даже ее привязанность он сумел обратить на пользу своему эгоизму. Она руководствовалась лучшими побуждениями. И не слабость стала причиной того, что ей долго не удавалось вырваться из плена обманчивых иллюзий. Просто, чтобы вынести верное суждение в отношении ее брата, жизненный опыт, основанный на общечеловеческих ценностях, был бесполезен. Но никакая сестринская любовь не могла держать ее в заблуждении вечно. Врожденное стремление к справедливости одолело пристрастность. И когда, покинув игорный дом, он пустился во все тяжкие, когда им наконец занялось правосудие, приговорив его к ссылке, когда понадобилось ее заступничество и все понимали, что с таким положением в обществе и с такими средствами ей не составит труда добиться для осужденного помилования, когда и он сам, и родные, и друзья, и даже посторонние люди умоляли ее помочь ему, она осталась непреклонной. Слишком хорошо ей было известно, насколько он развращен и порочен, слишком много времени было упущено, пока удалось осознать, что его испорченность неисправима, а потому она понимала, что ссылка – чересчур мягкое наказание для такого негодяя, как он, и настоящие друзья должны только радоваться, что больше не нужно опасаться его злостных интриг. Как только надежда на ее помощь окончательно испарилась, он явил всем свою подлинную сущность, поклявшись, что жестоко отомстит сестре и что месть его будет кровавой. А слов он на ветер не бросал. Зная его характер, не приходилось сомневаться в том, что ее жизни действительно угрожает опасность. Но судьба распорядилась иначе. Вскоре пришло известие, что преступники учинили мятеж на корабле, державшем курс к месту, где им предстояло отбывать наказание, и что в завязавшейся драке брат миссис Лоример был убит.

Среди множества подлых деяний Артура Уайетта не могу не отметить обольщение молодой девушки, чье сердце он разбил своим вероломством, оставив ее с новорожденной дочуркой на руках. Девушке недолго суждено было радоваться материнству. Она умерла, сломленная отчаянием и нищетой. Отец был безразличен к судьбе ребенка. Малышку отдали на воспитание служанке, которая, к счастью, в надежде на обещанное вознаграждение, хорошо заботилась о ней, не позволяя себе быть жестокой или недобросовестной с маленькой сиротой.

Миссис Лоример отыскала девочку и взяла под свою опеку. Она воспитала ее как родную дочь. Не только узы родства и привязанность объединяли их. Если внешнее сходство брата с ней носило ущербный характер, то племянница была ее подобием во всех отношениях. Помимо возраста, ничто их не различало. Миссис Лоример относилась к племяннице не просто как к дочери, а как к драгоценному дару, осветившему ее жизнь. О счастье своей Кларисы она пеклась с большим пылом, чем о счастье собственного сына. Его добродетели были не так очевидны, да и такой доверительности, как с дочкой, с сыном в принципе не могло быть.

Обеспокоенная будущим Кларисы, миссис Лоример не раз мечтала выдать ее замуж за своего сына, ибо видела немало преимуществ в их браке, о котором пока можно было только мечтать. Слишком от многих непредвиденных обстоятельств это зависело. Она сомневалась, достоин ли Кларисы ее сын, а если достоин, то нравятся ли они друг другу. Ведь оба, выбирая себе спутника жизни в соответствии со своим вкусом, вполне могли не оправдать ее ожиданий. Время должно было рассеять эти сомнения. А до тех пор ей оставалось лишь заботиться о сыне и племяннице, внушая им добродетель и мудрость.

С годами ее надежды потерпели крах. Сын не избежал свойственных молодости ошибок. К тому же нельзя было не заметить, что отношения брата и сестры не переросли в нечто большее. Я знал, что беспокоило госпожу, и, на мой взгляд стороннего наблюдателя, союз этот был утопией. О Кларисе я мог судить с полным на то основанием. В силу юного возраста и чувствительной натуры я был подвержен женским чарам. Мы вместе играли в детстве. В более зрелые годы вместе учились и развлекались. Подобная близость таила в себе вполне понятную опасность, но до поры до времени мне удавалось ее избегать.

Я считал, что пропасть в нашем социальном положении – непреодолимая преграда на пути любого моего желания, как если бы нас разделяли пространство и время.

Такова была ситуация накануне путешествия, в которое мы отправились с ее братом. Клариса косвенно участвовала в моей переписке с госпожой. Она прочитывала все, что я писал, и нередко ответные письма содержали несколько строчек, выведенных ее рукой. А когда я вернулся, опасность, не столь ощутимая вдали от нее, вновь обрушилась на меня с еще большей силой. Между тем несколько соискателей руки Кларисы успели заявить свои притязания и были отвергнуты. Но так как ни один из них не относился к числу «завидных женихов», в том, что Клариса им отказала, никто не усмотрел какой-либо затаенной привязанности.

При встрече она поприветствовала меня сердечно и вместе с тем – с чувством собственного достоинства. Очевидцы не смогли бы заметить в ее отношении ко мне превосходства, продиктованного различием в нашем благосостоянии. И хотя ее радость имела некоторый оттенок нежности, даже самый суровый блюститель нравственности не усмотрел бы в этом повода для укора или подозрения.

За год, что прошел после моего возвращения, в душе у меня зародились новые, необъяснимые чувства. Мне не сразу удалось понять, в чем причина их возникновения, но сила этих чувств росла так стремительно, что я недолго пребывал в неведении. Осознание происходящего встревожило меня, и все же я сумел собрать волю в кулак. Любые надежды должны были угаснуть, если трезво задуматься, куда они могут привести. Однако под влиянием, казалось бы, незначительных событий мое самосознание менялось. От взгляда, брошенного на Кларису, от малейшего упоминания о ней приходили в движение те самые новые мысли и чувства, которым она была причиной. Прерванный разговор или несостоявшаяся встреча бросали меня в жар и наполняли трепетом. Но я держался, и спокойствие мое пока не было ощутимо поколеблено. Без болезненного взрыва эмоций я мирился с мыслью, что она выйдет замуж за другого, и хотел лишь, чтобы выбор ее был удачным и разумным.

Вот только вечно оставаться такими мои мысли, увы, не могли. Постепенно они становились все более пылкими и томными. Все чаще возникал перед моим мысленным взором образ Кларисы. Ее очарование усиливалось неким безымянным, не поддающимся определению чувством. Когда оно меня настигало, я забывал обо всем, чтобы всецело отдаться ему. Восхитительный румянец на лице Кларисы, ее выразительные черты и мелодичный голос буквально околдовывали меня, будоража фантазию. Очнувшись от раздумий, я порой обнаруживал, что мои щеки влажны от неподвластных мне слез и невольные вздохи вырываются у меня из груди. Образ Кларисы завладевал мной не только в часы бодрствования, но вторгался и в мой сон. Я не мог больше наслаждаться безмятежным отдыхом. Пленительные грезы не давали мне спать.

Нетрудно было оценить ситуацию, в которой я оказался. Чего требует от меня долг, тоже не вызывало сомнений. Оставить все как есть я не мог. Наивно было бы надеяться, что время и новые чаяния вернут мне спокойствие. И все же я безумно не хотел что-либо менять. Не только страсть удерживала меня, но и глубокая привязанность к миссис Лоример. Я посвятил ей свою жизнь и полагал, что так будет всегда. Сама мысль, что придется покинуть ее, была невыносимой. Все что угодно, только не это, только продолжать служить моей госпоже. Но если я все-таки решу, что оставаться нельзя, как сказать ей об этом? Ведь наша разлука едва ли будет для нее меньшей потерей, чем для меня. Могу ли я пойти на то, чтобы причинить ей душевную муку? До сих пор я отдавал все свои силы и способности служению моей госпоже. Только так я мог отблагодарить ее за доброту и участие, коими она одаривала меня в течение стольких лет. Уход же мой будет выглядеть в глазах всех проявлением неблагодарности и жестокости. Даже тень подобного обвинения – хуже любой пытки.