Рождение Жана Бакли - Святозар Мракославский Страница 3

уже были задействованы в этом проекте, но не в главной роли. Тогдашним овощем был горох, что под воздействием этого вещества разросся на весь этот изолятор, — учёный указал рукой на клетку Жана Бакли. — У него тогда отросло неприлично много стручков. Алмаз, сколько их там было? Восемьдесят три, да?

— Или восемьдесят два.

— Или восемьдесят два, вот. А в чём был прикол: когда стручок открывался, из него шёл звук, весьма похожий на смех, но поскольку стручков было восемьдесят три…

— Или восемьдесят два… — вставил Алмаз.

— Или восемьдесят два, а с какого-то момента открывал и закрывал он свои стручки постоянно, выходило, сам понимаешь, очень-очень шумно. И если бы всё дело сводилось к банальному шуму… Туда однажды зашёл испытуемый.

— Подопытный, — уточнил Алмаз.

— Подопытный бывает кролик или морская свинка. Это человек, и гуманнее будет звать его испытуемый, так мы не заденем его чувства. Почему ты на меня смотришь, как баран на новые ворота?

— Ты этот бред сам придумал?

— Эту чушь мне однажды высказал начальник.

— Вот это дядя Шнюк даёт!

— Так что там с Горохом? — спросил Криворучка.

— Он забил подопытного до смерти своими горошинами, — закончил историю Алмаз. — Кучка маленьких семян, но каждая летела со скоростью пистолетной пули. Бедолага стал похож на швейцарский сыр.

— Даже не на сыр, — высказал своё виденье Станислав, — скорее на сито для муки, слишком уж мелкие эти дыры. Мораль такая: к овощам мы не заходим!

Учёные выдали лаборанту указания. В какой-то момент они оба вышли, и тут-то Криворучка и прокололся: случайно уронил колбу со стола. К счастью, она не разбилась, так что тот быстро вернул её на место, но вышел небольшой конфуз: колба теперь оказалась на едва заметной кнопке.

Изолятор Бакли открылся, овощ вышел за пределы своей клетки.

— Жан? — испугался Криворучка как только увидел, что натворил.

— Бакля! — отозвался тот.

Не имевший на такой счёт инструкций, но знавший истории про местные овощи, Криворучка сразу же сбежал. Оставленный в одиночестве Бакля сказал:

— Нос! — имея в виду странной формы кнопку на стене. Если бы он умел читать, то надпись «УНИЧТОЖЕНИЕ УЛИК» над ней его б остановила от нажатия.

* * *

— А зачем она была вообще нужна? Вот кто её вообще тут поставил? — негодовал Алмаз, глядя на испепелённую лабораторию.

— На случай чрезвычайных происшествий весьма полезна. Секунд десять на побег после использования есть, — сказал его коллега. — Вся проблема в идиотах, которые с нами работают!

— Я не знал, что делать! — попытался оправдаться Криворучка. — Он как выбрался сразу на меня пошёл.

— И что же ты? Убежал, а Жан умер! — крикнул Алмаз.

Камеры не зафиксировали, чтоб кто-то после Криворучки покинул лабораторию.

— И где же он теперь? — продолжил учёный.

— Может быть, в аду, — предположил Станислав.

В Аду

Чёрная земля, потоки лавы, вспышки пламени, затянутое грозовыми тучами небо — вот как выглядело место, в котором очутился Бакля после нажатия кнопки. И, понятное дело, здесь было ужасно жарко.

— Пить! — выговорил он.

— На, держи! — произнёс кто-то сбоку, подавая ему чашу с водой.

Бакля осушил её одним глотком, а после стал разглядывать этого кого-то. Серая кожа, один целый рог, второй отрубленный. А ещё…

— Нос! — сказал Жан и тыкнул в чёрта.

— Да-да-да, нос. Добро пожаловать в ад, овощ! Давай я проведу тебе экскурсию.

— Урсию? — промямлил Бакля.

— А, точно, давай я помогу тебе настроить разговорную речь.

Чёрт сделал странное движение руками, и баклажан смог без заминок сказать:

— Разговорную речь.

— А ещё тебя надо бы ускорить в развитии и выдать словарь, — он щёлкнул пальцами, и очень скоро Жан сказал:

— Ускорять надо тебя, единорог, и словарь засунь себе в одно место!

— О! Уже пошли оскорбления. То есть за двадцать лет развития, если б не погиб, ты докатился бы до такого! Стыдно должно быть!

— Не рогатому рассказывать мне про стыд, нашёлся праведник!

«Забавно,» — решил однорогий.

— Если хочешь, я сразу тебя отведу в твой котёл, и на этом мы закончим нашу беседу.

— Ладно, что тебе от меня надо?

— Ничего особенного, клиент! Пойми, ты не просто овощ — ты овощ разумный! У тебя есть воля, ты, в принципе, мог бы быть приравнен в правах к людям. Но знаешь ли ты, почему так получилось, что никого такого в ваших овощных рядах пока что нет?

— Как нет?! — сразу среагировал Жан.

— Да, просто нет. Ты — первый, а может и последний.

— То есть я особенный? Да, уникальный. Единственный и неповторимый! Да на этом можно собрать кучу денег! Я звезда!

— Только есть одна проблемка: ты в аду.

— А может мы договоримся? Пусти меня назад, а я тебе процентик с доходов.

«Эта формула никогда не даёт сбой! Всегда получаются какие-то неадекваты!» — порадовался чертяка. А впереди — путь к мести. Никто не смеет безнаказанно отрубать порядочным работникам Ада рога!

* * *

— Так куда ты меня ведёшь? — спросил Бакля после очередного круга вниз.

Дорога всегда была одна, она временами ветвилась, но вид её оставался прежним — гладкий, чёрный, с красивым серым бордюром. А вот фон, справа и слева от неё, постоянно менялся. Именно что фон, потому что сквозь все эти места: пустыню, горящий лес, кровавые моря и прочие — Бакля и чёрт не проходили, ведь дорога была от них далеко, хоть и в то же время очень близко. А ещё, чем дольше они брели, тем громче становились чьи-то крики ужаса и боли.

— Ты обязан кое с кем познакомится.

— А можно без этого? Я ведь тороплюсь!

«Ну-ну, кабачок фиолетовый, потерпишь,» — вертелось на языке чёрта.

Теперь они проходили мимо джунглей, на которые сыпался град из острых осколков стекла.

— А это лес бритв. Грешники, что в нём сидят, всё время пытаются спрятаться от стекла под деревьями, но всё тщетно.

— С чего бы? Это должно работать.

— А с того, что эти стекла пробивают всё насквозь, и в этом и прикол — сразу после пролёта осколка деревья, листья и даже людишки моментально затягивают свои раны. Всего секунда, и повреждения будто и не было.

— Но зачем это нужно?

— В смысле? А, точно, ты же не знаешь какого это… — чёрт откуда-то достал нож и быстро сделал порез на поверхности овоща.

— Ай! — моментально среагировал Бакля, но рана быстро пропала.

— Тут в Аду всё заживает в мгновение ока, и лишь за тем, чтобы снова причинить эту же боль, либо что похуже.

— Значит, вот что они чувствуют?

— Нет, то что они ощущают