Антон Грановский - Место, где все заканчивается Страница 3

Владимир Маркович почувствовал легкое давление на свою шею, словно журналистка слегка переместила палец. В ушах у него зашумело, перед глазами все поплыло, ноги подкосились, а в следующий миг он тяжело, как куль с мукой, рухнул на пол.

Журналистка наклонилась, сорвала с его шеи плоский электронный ключ вместе со стальной цепочкой. Выпрямилась и двинулась к стеллажу с книгами, за которым был спрятан потайной сейф.

2

Отец майора полиции Маши Любимовой был когда-то следователем прокуратуры. Но лет двадцать пять тому назад он совершил ошибку, из-за которой в тюрьму попал невиновный. Исправить ошибку удалось только через полтора года.

Казалось бы, срок небольшой, но невинно осужденный оказался человеком слабым, и эти полтора года сломили его – и физически, и морально. Отец не смог себе этого простить, ушел из прокуратуры и занялся адвокатской деятельностью, в которой не слишком-то преуспел.

На пенсию Любимов-старший вышел четыре года тому назад и полностью посвятил все свое время любимому занятию – рыбалке. Когда нельзя было рыбачить, Любимов смотрел по телевизору футбол. И от первого, и от второго он приходил в состояние величайшего возбуждения.

Маша взяла из шкафа коробку с лекарствами, которую отец брезгливо называл «аптечкой смертника», поставила ее на стол, уселась в кресло и принялась перебирать лекарства, раскладывая их по отделениям.

Отец занял свое обычное место в глубоком плюшевом кресле и проворчал:

– Ты смотри… Опять америкосы собираются кого-то бомбить!

– Они собираются бомбить Иран, – сказала Маша.

– Иран? Ты уверена?

– Да.

Отец посмотрел на нее строгим взглядом и поинтересовался:

– За что?

– За то, что там делают атомную бомбу, – ответила Маша, продолжая копаться в аптечке.

– А какое до этого дело американцам?

– В Иране правят исламские фундаменталисты, – сказала Маша. – Они представляют собою угрозу для всего цивилизованного мира.

Любимов насмешливо посмотрел на нее поверх очков:

– Это кто сказал?

– Американцы.

– Америка-анцы! – протянул отец и прищурился. – Скажи-ка мне, детеныш, иранские войска вошли хоть в одну страну мира?

– Вроде нет.

– А американские?

– Ну… американские есть везде.

– Иранцы бомбили хоть одну страну за последние двадцать лет?

– По-моему, нет.

– А американцы?

Маша вздохнула:

– Эти кого только не бомбили!

– Так кто из этих двух опаснее – Америка или Иран?

– Иран, – сказала Маша.

– Почему?

– Потому что я их боюсь. Пап, хватит донимать меня вопросами. Лучше скажи – почему ты не принимаешь лекарства, которые я тебе привезла на прошлой неделе?

Отец фыркнул:

– Вот еще! Я здоровый мужик и не собираюсь травить себя всякой химической дрянью!

– Эта «дрянь» продлит тебе жизнь лет на двадцать.

– И зачем мне это надо?

– Мало ли зачем! Чтобы удить рыбу. Или смотреть футбол. Или ругаться из-за политики.

Любимов усмехнулся:

– Звучит довольно-таки убого. Нет уж, милая! Пусть твоя мать глотает химию и втирает ее в кожу. Возможно, ей и впрямь удастся победить старость, хотя лично я в этом сильно сомневаюсь. – Он вновь усмехнулся и добавил: – Если, конечно, твоя мать не вампир, что, в принципе, я вполне допускаю.

Маша отвела взгляд от аптечки и посмотрела на отца с упреком:

– Пап!

– А что – я всего лишь предположил. – Любимов бросил взгляд на экран телевизора (звук по настоянию Маши был выключен) и ворчливо объявил: – Твои любимые американцы – вырожденцы!

– Во-первых, они не мои, – возразила Маша, вновь занявшись лекарствами. – А во-вторых – не любимые.

– Все равно, – твердо сказал Любимов, – у них нет будущего.

Маша хмыкнула.

– А у нас?

– Ты про Россию?

– Угу.

Отец нахмурился:

– Дите, ты меня пугаешь. Неужели ты настолько глупа? Где же твоя хваленая женская интуиция?

– Дома забыла, когда к тебе собиралась.

– Оно и видно. – Отец поднял палец и назидательно проговорил: – Запомни, Маша: даже если все страны мира рухнут в бездну, Россия уцелеет!

– Еще скажи, что нас бог бережет.

Отец дернул щекой и небрежно обронил:

– Бога нет. Разве тебе в школе не рассказывали?

– Рассказывали. Но у тетенек, которые мне это рассказывали, были слишком неприятные и глупые лица, поэтому я не очень-то им доверяла. Пап, ты что – опять курил?

– Не говори глупости, – отрезал Любимов.

Маша достала из аптечки окурок и показала его отцу:

– Это ведь заначка!

Любимов посмотрел на Машу поверх очков и снисходительно проговорил:

– Ты будешь устраивать мне сцену из-за какого-то жалкого окурка? Тебе не кажется, что это уже слишком?

Маша вздохнула:

– Ох, папа, гляди – доиграешься! Вот сдам тебя в дом престарелых, будешь знать.

– Испугала, – хмыкнул Любимов. – Да я с радостью туда пойду. Хорошая компания единомышленников, симпатичные сиделки… Будет с кем потрепаться о болячках и будет кого ущипнуть за задницу.

– Смотри, не перепутай, когда будешь щипать, – сказала Маша.

– Я еще не настолько стар, чтобы спутать сочный персик со старческим отвислым задом.

Маша улыбнулась.

– Ну да, ты у нас известный ловелас. Черт, еще один окурок! – Маша грозно сверкнула на отца глазами. – Пап, я тебе на полном серьезе говорю: кончай себя убивать. Ты мне нужен живым – еще хотя бы лет двадцать.

– Через двадцать лет ты сама превратишься в старушку, – сказал Любимов. – Думаешь, я жажду насладиться этим унылым зрелищем?

– Через двадцать лет люди придумают способ не стареть, – возразила Маша.

– Ага. – Любимов саркастически усмехнулся. – И будут помирать молодыми. Вот это уж точно зрелище не для меня. – Он качнул седовласой головой. – Нет, дите, уволь. У меня в гараже бак с самогонкой – вот допью его и отчалю к праотцам.

– Я выброшу этот бак, – сказала Маша.

Любимов поморщился:

– Ты не способна на такую глупость. Там пятнадцать литров.

– Еще как способна! Ты же сам сказал, что я глупая.

– Да, но не настолько же!

Отец взял дистанционный пульт и принялся «прыгать» по телеканалам. Некоторое время оба молчали. Маша шуршала блистерами и коробками, Любимов-старший хмуро смотрел в телевизор. Потом он вздохнул и спросил:

– Когда Митьку приведешь?

– Он тебе за позапрошлые выходные еще не надоел? – иронично уточнила Маша.

– Скорее уж я ему.

– Вот это – точно нет. Он потом три дня ни о чем, кроме вашей рыбалки, говорить не мог. Караси, окуни, прикормка… Замучил меня совсем.

От Маши не укрылось, что по губам отца скользнула счастливая улыбка. Но он тут же вновь нахмурился и фыркнул: