Елена Колядина - Дверь на черную лестницу Страница 3

– Наш дом построен в XIX веке, в 1868 году, – пояснила бабуля. – Как и все дома в округе, он был доходный: владелец сдавал квартиры внаем и получал доход.

– Как ты с Юли?

Бабушка засмеялась: что-то вроде этого, только квартиранты тогда побогаче были.

Мы перешли проезжую часть, бабушка назвала её мостовой: «Осторожно через мостовую, погляди, нет ли трамвая?» – и подошли к дверям. Именно к дверям, потому что их было две рядышком. Никогда не видела, чтобы в жилой дом вели сразу две такие огромные витиеватые двери, разве что в кино!

Бабуля объяснила: дверь двустворчатая – ну и слово, не выговоришь.

Сразу видно, старинные, сейчас таких не делают. Сейчас двери из железа с домофоном, а эта из резного дерева с эмалированной табличкой.

Вот это да! Я смутно помнила: подъезд, то есть парадное, у бабушки большой, высокий. Но всё остальное совершенно выветрилось или вообще не отложилось в голове. А тут оказался настоящий музей! Лестница царских размеров, к ней вёл проход, выложенный истертыми каменными плитами. Справа в стене еще одна высоченная, тоже дву-створ-ча-тая – не сразу произнесёшь! – дверь, а слева – камин! Самый настоящий, у нас такой на даче, только гораздо меньше.

– Бабушка, вы здесь огонь разводите?

– Что ты, Машуля! Подозреваю, огонь здесь не разводили с дореволюционных времен, видишь, всё закрашено.

Действительно, каменное обрамление и очаг были замалеваны синей краской. Зато над камином висело огромное зеркало, очень старое, судя по тому, какое мутное и темное.

– Тоже с 1868 года? Как его хулиганы не разбили?

– До 1917 года бить было некому, – хмыкнула бабуля, – здесь жили интеллигентные люди. Нашу квартиру, например, занимали инженер путей сообщения с супругой-художницей.

– А после этого твоего 1917-го?

– Легенда нашего парадного гласит: детей пугали этим зеркалом, поэтому никто на него не покушался – боялись.

Боялись? Чего? Может, это вход в королевство кривых зеркал?

Бабуля вдруг спохватилась и принялась бормотать: чушь, глупости, пристала с ерундой!

От её уклончивого ворчания мне стало ещё любопытнее. Вгляделась в мутное стекло – что за тайны, в самом деле! – и вцепилась в бабулин рукав: не пойду, пока не скажешь!

– Тёмный народ болтал глупости, а я должна повторять? – поджала бабуля губы.

– Говори! Что ты тянешь, как в сериале?!

– Вот репей! – бабушка высвободила рукав, бросила взгляд на растрескавшееся стекло и нехотя выдавила: – Нам говорили: разобьёшь зеркало, ночью придет дама в чёрном.

Честно говоря, я была уже не рада этому разговору.

В мутном зеркале вместо наших фигур расплывалось тёмное пятно.

– А кто она – чёрная дама?

– Откуда мне знать! Слава богу, я с ней не встречалась, – торопливо произнесла бабуля. – До утра здесь будем стоять?

Наверное, это то же самое, что страшилка про черного-черного человека, который живет в черном-черном городе – мы ее в лагере перед сном рассказывали?

И я завопила ужасающим голосом:

– Отдай своё сердце!

Бабушка вскрикнула и принялась меня ругать:

– Разве так можно со старым человеком? Пошли!

Мы поднимались по огромной крутой лестнице: каменные ступени так истёрты, исшарканы, что стали волнистыми, между ступенями темнели забитые грязью металлические кольца.

Бабуля снова меня удивила: в колечки вставляли бронзовые прутья, и они держали на ступенях ковер, чтоб не соскальзывал.

Ковёр?! На лестнице в подъезде? Умора. Его же затопчут за два дня, заплюют.

– Представь себе, не затаптывали и не заплёвывали! – пафосно воскликнула бабушка. – Помнишь твои детские валенки с галошами? Раньше взрослые люди тоже носили галоши поверх ботинок, внизу, на площадке, галоши снимали и по лестнице поднимались в чистой обуви. Правда, ковер стелили не каждый день, а на праздники.

– На восьмое марта?

Бабушка засмеялась, но тут же вцепилась в перила и стала тяжело дышать: передохнем минутку!

– Нет, деточка, – сказала она, – восьмого марта тогда не было, как и четвертого ноября – праздники были другие: Пасха, Рождество, Вознесение, тезоименитство, то есть именины, императора.

Бабушка прислонилась к колонне, а я поглядела на потолок: не плоский, а сводчатый, как будто много арок соединялись одним концом. Бабуля отдышалась, мы наконец-то поднялись на последний этаж. Там была всего одна высоченная и опять двустворчатая дверь, а на ней – куча звонков! И черный, и белый, и пластмассовый, и металлический.

Оказалось, у каждого жильца свой звонок, чтобы знать, к кому идут и кто должен открывать дверь?

Бабуля указала на «наш» звонок, я нажала кнопку, левая половина двери открылась, вышла светловолосая девушка в голубом спортивном костюме.

– Привет, Маша! Я Юля, – сказала девушка, обращаясь ко мне. А потом к бабушке: – Встретили?

И отошла в сторону, к стене.

Я вошла в тёмный коридор, вернее, настоящий коридорище.

Да уж, это не прихожая размером с домик хомячка в череповецкой панельке!

Наверное, такими были потайные тоннели в крепостных стенах: конец коридора тонул в полной темноте.

С обеих сторон угадывались закрытые двери, едва различимые по узким полоскам света, выбивавшимся в щели.

Юля и бабушка шли и шли. Одна дверь, вторая, третья, четвертая, сколько же здесь народу живёт? Интересно, муж с женой, про которых говорила бабуля, инженер и художница, вдвоем в таких хоромах не плутали? Да тут можно в «Ночной дозор» командой играть! Наверное, если крикнуть погромче, то будет эхо.

– Всем выйти из сумрака! – гаркнула я.

Юля засмеялась, а бабушка вздрогнула и перекрестилась.

– Да что на тебя сегодня нашло? Что ты орёшь? Типун тебе на язык!

И вдруг из сумрака действительно вышли – откуда-то из-за невидимого поворота и разнокалиберных дверей, и в коридоре оказалась небольшая толпа.

Разглядев бабушку, соседи загалдели, как толпа рэперов: никак Тамара, внучку встретила? Красавица! Да выросла-то как! Вот такусенькая последний раз была.

Я пожала плечами: откуда все эти люди знали, как я выросла? Лично я никого из них не помнила.

Соседи дорогие, сказала бабушка голосом сказительницы из русской народной сказки, при этом она еще плавно отвела руку, через часик прошу всех на кухню, по случаю приезда внучки будет торт с чаем.

– Чай без вина – пей без меня, – бодро ответил дед во фланелевой рубахе.

– Петрович, для тебя персонально – рябиновка, – галантно сказала бабушка.

– Другой коленкор! – крякнул Петрович.

Где я это имя слышала – Петрович? И вдруг в голове ясно всплыли бабушкины слова: «А может, Петровичу с пьяных глаз примерещилось?».

И я опять сердито задумалась: о чём, в конце концов, шла речь?!