Агата Кристи - Вышедший из моря Страница 3

— У меня есть один друг — его фамилия Кин, мистер Кин. Так вот это самый настоящий катализатор. Где бы он ни появлялся, там непременно что-то начинает происходить, делаются самые неожиданные открытия и разоблачения… Но сам он при этом ни в чем участия не принимает. И я чувствую, что именно его вы встретили здесь вчера вечером.

— Во всяком случае, он престранный субъект, этот ваш друг. Он меня просто напугал! Представьте: кругом никого, и вдруг, откуда ни возьмись, — человек. Будто из моря вышел.

Взгляд мистера Саттертуэйта невольно скользнул к обрыву.

— Да нет, это, конечно, чепуха — просто у меня возникло такое ощущение, поправился молодой человек. — Я же понимаю, что на самом деле по этой отвесной стене и муха не проползет. — Он заглянул вниз. — Если отсюда нечаянно сорваться — все, конец.

— Для убийства место самое подходящее, — любезно заметил мистер Саттертуэйт.

Молодой человек, видимо, не сразу сообразил, о чем речь, а потом взглянул на собеседника и несколько расплывчато пробормотал:

— Ну конечно, конечно.

Он сидел, постукивая тростью о землю и хмурясь. Внезапно мистер Саттертуэйт вспомнил, кого он ему напоминает. Это немое изумление во взгляде… Так смотрел пес, которого сбила машина! В собачьих глазах и в глазах молодого человека читался один и тот же жалобный вопрос, один и тот же упрек: «О мир, в который я так верил! За что ты меня так?»

Впрочем, подумал мистер Саттертуэйт, это не единственное сходство между ними. Оба, кажется, вели одинаково приятное и беспечное существование, оба радостно отдавались жизненным удовольствиям и не обременяли себя лишними вопросами. Оба жили сегодняшним днем, и весь мир для них был источником плотских наслаждений — будь то море, небо, солнце или мусорная куча. И что же? Собаку сбила машина. А что произошло с молодым человеком?

В этот момент предмет философических раздумий мистера Саттертуэйта заговорил — правда, заговорил скорее сам с собой, нежели с собеседником.

— Вопрос: для чего все это? — горестно сказал он. Знакомые слова. У мистера Саттертуэйта они всегда вызывали улыбку, так как невольно выдавали присущий человечеству эгоизм: люди склонны считать, что всякое жизненное явление задумано специально для того, чтобы либо ублажить, либо огорчить лично их. Он ничего не ответил, и незнакомец, улыбаясь чуть сконфуженно, сказал:

— Говорят, что каждый мужчина должен в своей жизни построить дом, посадить дерево и вырастить сына. — И, помолчав, добавил:

— По-моему, я как-то в детстве закопал в землю желудь.

Мистер Саттертуэйт слегка насторожился. Молодой человек пробудил его любопытство, тот самый непроходящий интерес к делам ближних, в коем уличила его герцогиня. Это было нетрудно. Надо сказать, что в характере мистера Саттертуэйта имелась одна чисто женская черта: он умел слушать, а также умел в нужный момент вставить нужное слово. А потому не прошло и нескольких минут, как он уже выслушивал историю незнакомца.

Жизнь Энтони Косдена — так звали молодого человека — складывалась примерно таким образом, как мистер Саттертуэйт и предполагал. Правда, рассказчик из него был неважный, но мистер Саттертуэйт был из тех слушателей, которые легко восполняют пробелы в повествовании. Выходило, что прожил молодой человек жизнь ничем не примечательную: имел небольшой доход, состоял какое-то время на военной службе, переиграл во все игры и перепробовал все развлечения, какие только возможно; было у него множество друзей и немало женщин. Как известно, такого рода жизнь постепенно может вытравить из человека как мысли, так и чувства. Растительное существование, одним словом. «Что ж, — подумал с высоты своего опыта мистер Саттертуэйт. — Хорошего, конечно, мало, но бывает и хуже. Много, много хуже…» Судьба баловала Энтони Косдена. Иногда, правда, он ее поругивал, но скорее для проформы, а не всерьез. И вдруг…

Наконец-то он добрался до главного и хотя очень сбивчиво и неохотно, но выложил все. Как-то он почувствовал недомогание — так, ничего особенного. Встретился со своим врачом, тот уговорил его сходить на Харли-стрит и вот гром среди ясного неба. Поначалу от него пытались скрыть правду, советовали вести спокойный, размеренный образ жизни, но уже понятно было, что все это ерунда и что ему попросту морочат голову. Приговор был предельно прост и суров: шесть месяцев. Шесть месяцев — вот сколько ему осталось жить.

И круглые карие глаза снова растерянно заморгали. Да, это был страшный удар: И главное — совершенно непонятно, что делать дальше.

Мистер Саттертуэйт понимающе кивал.

Довольно трудно было сразу собраться с мыслями, продолжал Энтони Косден. Как распорядиться оставшимся временем? Не очень-то весело сидеть и дожидаться, когда тебя придут обмывать. Чувствовал он себя пока вполне сносно — пока! Ухудшение, как ему объяснили, должно наступить позже. Какая бессмыслица ждать смерти, когда ни капельки не хочется умирать! Естественно, лучше всего было бы продолжать жить как жил. Вот только что-то не получается…

Тут мистер Саттертуэйт деликатно вмешался: может быть, есть какая-нибудь женщина, которая?..

Да нет, куда там! Вообще-то женщин у него достаточно, да все не те. Его друзья и подруги — все люди очень жизнерадостные, покойников не любят. У него и у самого не было желания устраивать из последних месяцев своей жизни похоронную процессию. Словом, ситуация складывалась одинаково неприятная для всех, и в конце концов он решил уехать за границу.

— Но почему сюда, на острова? — Мистер Саттертуэйт никак не мог уловить какую-то деталь, какую-то важную подробность, ускользающую от него, но присутствие которой он ощущал всем своим существом. — Вы, вероятно, бывали здесь прежде?

— Да, — неохотно признался Энтони Косден. — Я был тут когда-то давным-давно, в молодости.

Взгляд его, словно против его воли, скользнул через плечо назад — туда, где за деревьями белел дом.

— Мне вспомнилось это место, — отвернувшись снова в сторону моря, — сказал он. — Один шаг — и вечность!

— И за этим вы вчера и приходили сюда, — невозмутимо произнес мистер Саттертуэйт.

Энтони Косден бросил на него полный смятения взгляд.

— Ну, знаете ли, это уж… — начал было он.

— Вчера вам помешало присутствие какого-то человека, сегодня — мое. Итак, вам уже дважды спасали жизнь.

— Можете считать как вам угодно, но — черт побери! — это моя жизнь, и я волен распорядиться ею, как захочу!

— Расхожая фраза, — констатировал мистер Саттертуэйт.

— Впрочем, я вас вполне понимаю, — милостиво согласился Энтони Косден. Естественно, вам хочется меня отговорить. Я и сам на вашем месте попытался бы любого отговорить, любого, будь я хоть тысячу раз уверен, что он прав… А вы ведь понимаете, что я прав! Уйти быстро, без лишней тягомотины, честнее, чем еще полгода мучиться и обременять своим присутствием окружающих. К, тому же у меня нет ни одного близкого мне человека.