Эгис Румит - Марат. История одной души (СИ) Страница 3

Она услышала угрозу в его голосе и закрыла глаза. Марат вспомнил, как две недели назад Роберт разрешил им взять курицу. Когда он убивал птицу, та тоже пыталась перестать смотреть на него в последний момент. Он не был ловок, не мог свернуть ей шею так же быстро, как старый негр. Она все поняла, забила крыльями, а потом обмякла. Обмякла и пыталась не смотреть на него.

Марат понял, что улыбается. Ему пришла мысль, что есть способ избежать палки старика. Если он поможет Камиле уйти, это он будет видеть ее глаза в момент ухода, а Роберт никогда не узнает, какими были ее последние минуты.

— Смотри на меня, — приказал Марат.

Женщина открыла глаза. Она еще не понимала.

— Зачем я? — спросил он. — Кто я?

— Мой сын, — еле слышно сказал она.

— Посмотри вокруг, — сказал Марат. — Все меня ненавидят. Я слишком белый для этих трущоб и слишком черный для городских кварталов. Ты даже не дала мне бога, потому что твой бог прогнал тебя. Я сын шлюхи.

Он увидел слезы в ее глазах и усмехнулся.

— Я скажу Роберту, как ты говоришь с матерью, — обещала она.

Он подумал, что это конец.

— Отвечай, — потребовал он. — Зачем ты меня родила?

— Это произошло случайно, — сказал Камила.

— Как? — поинтересовался Марат.

Мать молчала. Он взял ее лицо и повернул к себе. Это было совсем легко — она не могла сопротивляться.

— Как?

— Ты никогда этого не узнаешь.

Марат рассмеялся.

— А ты умрешь, — сказал он. — Я не позвал Намон.

Зрачки Камилы расширились. Ее глаза стали совсем черными.

— Как ты можешь? — спросила она.

— Ты ничего не скажешь Роберту, — ответил Марат, — и он не побьет меня палкой.

Деньги все еще лежали у него в трусах. Он залез туда рукой и вытащил их. Они рассыпались по полу.

— Я обманул тебя, — сказал он.

Она молчала. Улыбка Марата растаяла. К нему пришло странное сомнение. Вдруг он делает что-то… он не мог это объяснить. Что-то не то. Он посмотрел на собор. Там бог его снов. Будет ли кара?

— Ну? — подстегнул ее он.

— Он порвал презерватив, — ответила мать. — Такое отродье, как ты, могло родиться только через дырку в резинке.

Марат провел пальцами по ее лбу. Она смотрела на него прямо. Быть может, она уже поняла, что он сейчас сделает. Раздавить. Как скорпиона.

— Значит, я случайность, которая уничтожила твою жизнь.

Женщина молчала.

— Тебя называют арабской шлюхой, — сказал Марат. Положил правую руку ей на рот, а пальцами левой зажал нос. Он наклонился, чтобы видеть ее глаза. Она стала дергаться. Он чувствовал под своей рукой ее зубы, побоялся, что она укусит, и придавил ей шею коленом.

Она сдалась, но не так, как та курица. Просто ушла куда-то. Ушла из своих глаз и из своего тела. Марат с разочарованием подумал, что ничего не произошло. Он не видел ада — только туман. Ее больше не было там, где был он. Он больше не мог поить ее водой и заставлять захлебываться.

Мальчик отпустил женщину и посмотрел на собор. Нотр-Дам-де-ла-Пэ молчал.

Марат прислушался. Еще тихо. Но скоро Роберт проснется. После этого старик может в любой момент подняться в их комнату, чтобы проведать Камилу. Когда это случится, его самого уже не должно быть дома. Пусть домовладелец думает, что женщина отошла после того, как ее сын ушел в школу.

Он собрал деньги, разбросанные по полу, выдвинул коробку из-под головы матери и вернул туда несколько купюр. Роберт мог знать или догадываться, где мать хранит деньги. Марат не хотел, чтобы у старика сложилось впечатление, будто он ограбил мертвую.

Теперь майка. Идти в школу без майки неприлично. Марат еще раз осмотрел разорванный подол. Это можно зашить. Если учитель заметит, что стежок кривой, Марат всегда может сослаться на болезнь матери.

У двери комнаты стоял простой деревянный сундук. По грубой крышке шли коричневые разводы. На двух скобах висел замок. Марат секунду смотрел на него, потом вернулся к телу матери.

Он приподнял одеяло, увидел обострившийся узор ее ребер. Одна иссохшая грудь — желтая, другая — оранжево-красная. Между ними ключик на сыромятном ремешке. Марат поднял голову Камилы. Он с удивлением подумал, что ее волосы все такие же влажные. Ничего не изменилось. Как будто она не умирала. Только широко раскрытые глаза смотрят в никуда.

Его передернуло. Он снял ключ, подошел к сундуку, открыл его. Здесь было все ее богатство. Несколько пакетов с мукой и семенами. Тряпки, в том числе — женский деловой костюм, который, как думал Марат, она не одевала вообще никогда. Ее кукла вуду, сделанная Намон. Пустая банка от капельницы, оставшаяся после очередного прихода Анри. Штатива для капельницы не было — Марату тогда пришлось десять минут держать банку над матерью. Еще куча всякой всячины.

Он нашел среди вещей Камилы иголку и нитку. Внизу заскрипел пол. Роберт проснулся. Цвет нитки был неподходящий, но Марат не обратил на это внимания. Он натянул порванную майку, замотал нитку вокруг иголки, а иголку вколол в плотную ткань у ворота, чтобы не потерять. Закрыл сундук. Повесил замок. Защелкнул дужку. Надо действовать быстро. Он вернул ключ на шею матери, натянул одеяло на грудь, положил оранжевую руку так, как она обычно держала ее, когда спала. Прикрыть ей глаза? Нет, не нужно.

Марат стремительно проверил содержимое своего рюкзака. Карандаш. Французские прописи. Библия с оторванной обложкой. Самодельная линейка с написанными маркером цифрами. Рюкзак был почти пуст, как и всегда. Марат положил в целлофановый пакет две еще пригодные лепешки из слоеного теста и бросил их на библию. Можно идти.

Он остановился в центре комнаты. Камила была неподвижна. Распахнутые глаза и мучительно приоткрытый рот с выступающими рядами желтых зубов. Оранжевая рука на одеяле. Бляшки саркомы Капоши на ногах, торчащих из-под одеяла.

Марат поднял глаза на Нотр-Дам-де-ла-Пэ. Ничего? Ты даже не натравишь на меня Роберта? Внизу снова заскрипели доски, потом раздался грохот. Марат вздрогнул. Он знал этот звук. Почти каждый день старик спросонок ронял свою клюку. Ту самую палку, которой он бил Марата.

Пора. Марат спустился вниз. Он слышал, как Роберт ходит по своей комнате.

— Отче наш, — взмолился старик за дверью, — где эта долбаная миска?

Марат проскользнул мимо его двери. На улице уже светлее — тумана стало меньше. По двору бродили разрозненные куры, одна — с цыплятами. Марат пожалел, что туман рассеивается. Ему не проскользнуть мимо окон домовладельца. Он пошел в сторону от дома, прыгнул, подтянулся, почти перемахнул забор — и тут понял, что порванный подол майки зацепился за щепку. Марат завис, вздохнул и, рискуя жестоко навернуться, освободил правую руку. Он висел теперь только на левой. Она дрожала, но была сильной. Он не упал, отцепил ткань, снова подтянулся и мягко спрыгнул на соседский двор. Здесь еще тихо. Все спят. И тумана больше. Из конуры вышла собака, заворчала.