Роберт Стайн - Оборотень из болот Страница 3

— Что еще за торфяное болото? — пробурчал я, не обращая внимания на ее оскорбление. Эмили у нас всезнайка. Такая ходячая энциклопедия. Она вечно выпендривается, что она вся такая умная, а я по сравнению с ней «здравствуй дерево». Только в школе у нее почему-то одни четверки и тройки, а у меня в основном пятерки. Ну и кто из нас «дерево» после этого?

— Это по географии проходят. В теме «Увлажненные земли и дождевые тропические леса», — с важным видом проговорила Эмили. — Торфяное болото — это такая большая лужа, в которой растет торфяной мох. Поэтому и вода здесь густая и мутная. Мох растет и растет. И впитывает в себя воду. В двадцать пять раз больше воды по сравнению с собственным весом.

— Вот это водичка, — заметил я.

— Хочешь, попробуй ее на вкус. — Эмили опять рассмеялась и попыталась толкнуть меня в озерцо.

Но я успел увернуться.

— Спасибо, но пить я пока не хочу.

Конечно, ответ был не слишком-то остроумен. Но ничего другого я не придумал.

— Пойдем домой, — проговорила Эмили, вытирая рукой пот со лба. — А то жарко, сил нет.

— Ну, пойдем, — согласился я нехотя. — Может, завтра еще сюда сходим.

Мы начали спускаться с холма.

— Ой, смотри. — Я указал вверх.

В небе на фоне белых облаков парили две черные тени.

Эмили задрала голову.

— Это соколы. — Она прищурилась и прикрыла от солнца глаза ладонью. — Наверное, соколы. Плохо видно отсюда… Но большие они, это точно.

Мы наблюдали за птицами, пока они не скрылись из виду. Потом пошли дальше вниз, стараясь ступать осторожно, чтобы не поскользнуться на влажной земле.

Внизу мы немного постояли в тени деревьев, чтобы хотя бы чуть-чуть отдышаться после прогулки под жарким солнцем.

Пот лил с меня градом. Шея под волосами вспотела и жутко чесалась. Я энергично поскреб ее ногтями, но это не помогло.

Ветер стих. Воздух как будто застыл.

Было душно.

Где-то в ветвях вскрикнула птица. Я поднял голову. На ветке ближайшего к нам кипариса сидели два черных дрозда. Они хрипло закаркали, как будто хотели сказать нам с Эмили, чтобы мы уходили.

— Туда. — Эмили пошла вперед.

Я поплелся следом, почесываясь на ходу.

— Жалко, что у нас во дворе нет бассейна, — сказал я. — Я бы сейчас туда плюхнулся прям в одежде.

Мы шли уже минут десять. Лес становился все гуще и сумрачнее. Тропинка оборвалась. Теперь нам с Эмили приходилось продираться прямо сквозь заросли высоких папоротников.

— Э… по-моему, мы тут раньше не проходили. — Я растерянно огляделся по сторонам. — Кажется, мы не туда идем.

Мы с Эмили в страхе уставились друг на друга. Никто из нас не сказал: «Мы заблудились». Это было ясно и так.

4

— Как такое могло случиться?! — завопила Эмили.

Ее пронзительный вопль спугнул дроздов. Они сорвались с ветки и полетели прочь, сердито покрикивая на лету.

— Зачем мы вообще сюда потащились?! — Эмили едва ли не билась в истерике. Она вообще не умеет себя вести в экстремальных ситуациях. Сразу психует. Я помню, еще в Берлингтоне, когда Эмили училась водить машину, на одном из первых занятий у нее спустило шину. Так она выскочила из машины и с воплями умчалась прочь!

Поэтому я вовсе не удивился тому, что она сейчас распсиховалась. Наоборот, я скорее бы изумился, если бы она оставалась спокойной и невозмутимой. Уж если мы заблудились посреди незнакомых болот в темных и жарких джунглях, Эмили должна была запаниковать.

Вот она и запаниковала.

У нас в семье я самый спокойный. После папы, конечно. Папа у нас вообще невозмутимый, как индейский вождь. Его вообще ничто не может вывести из себя.

— Подожди, не психуй, — сказал я сестре. Я очень старался, чтобы мой голос звучал спокойно и рассудительно. Хотя, если честно, я сам был напуган не меньше Эмили. — Сейчас мы определим направление по солнцу.

— Какому солнцу?! — воскликнула Эмили, поднимая руки над головой.

В лесу было темно, словно поздним вечером. Широкие листья пальм загораживали весь свет. Нельзя было даже примерно определить, в какой стороне может быть солнце.

— Ну… еще по мху направление определяют. — Я старался не терять присутствия духа. Вот только «присутствия» с каждой секундой становилось все меньше и меньше, — По-моему, мох должен расти на северной стороне деревьев.

— А по-моему, на восточной, — пробормотала Эмили. — Или на западной?

— Я уверен, что на северной, — решительно заявил я.

— Уверен?! — пронзительно завопила Эмили. Я даже испугался, что она сорвет себе голос. — Ну и что толку в твоей уверенности?!

— Ладно, забыли про мох. — Я страдальчески закатил глаза. — Все равно я слабо себе представляю, на что он похож, этот мох.

Эмили вытаращилась на меня, и глаза у нее были совершенно безумные.

Мы долго смотрели друг на друга.

— Ты раньше всегда носил с собой компас, — наконец проговорила Эмили, и голос у нее заметно дрожал.

— Ага. Только то было раньше. Когда мне было четыре годика.

— У меня в голове не укладывается, как мы могли так сглупить, — взвыла Эмили. — Надо было взять с собой радиопередатчик. Ну этот, который для оленей… Тогда папа сумел бы нас отследить и выручить.

— Надо было джинсы надеть, — пробормотал я, заметив какую-то красную сыпь у себя на ноге. — Куда это я успел влезть? В какую-нибудь ядовитую траву? Или меня муравьи покусали?

— И что нам теперь делать? — Эмили вытерла пот со лба и раздраженно уставилась на меня. Как будто я был виноват в том, что мы заблудились.

— Давай вернемся на холм, — предложил я. — Там нет деревьев и видно солнце. По солнцу мы определим направление, где дом.

— Ага. А где холм? — спросила Эмили.

Я огляделся. Где холм? Кажется, сзади… Или все-таки справа? У меня по спине пробежал холодок. Я совсем не помнил, где этот чертов холм. Я пожал плечами и обреченно вздохнул:

— Кажется, мы точно заблудились.

— Пойдем туда. — Эмили решительно направилась куда-то в сторону. — Мне кажется, это правильное направление. И не спрашивай почему. Предчувствие у меня такое. Если мы выйдем к тому торфяному болоту, мы поймем, что идем в правильном направлении.

— А если не выйдем? — нахмурился я.

— Ну… куда-нибудь мы все равно придем, — пробормотала она.

Замечательно.

Но спорить было бессмысленно. Все равно я не мог предложить ничего более обнадеживающего. Поэтому я лишь вздохнул и уныло поплелся за сестрой.

Мы шли молча. Вокруг по-прежнему зудели насекомые. Нервы у нас были уже на пределе — мы с Эмили вздрагивали от каждого птичьего крика. Наконец мы забрели в непролазные заросли высокого камыша.