Фрэнсис Вилсон - Врата Страница 3

— Что значит ты не можешь?

— У меня... куча дел... судебные процессы.

— Не можешь поехать повидать отца, который лежит в коме?

— Сложный вопрос. Слишком сложный для обсуждения по телефону в такую рань. Достаточно сказать, что сейчас я не могу уехать из города.

Джек понял, что Том рассказывает далеко не все.

— У тебя неприятности?

— Неприятности? Господи, что за вопрос?

— Да просто говоришь странным тоном.

— С чего ты взял? — огрызнулся Том. — Мы с тобой лет десять не разговаривали, как ты можешь судить о моем тоне?

Пятнадцать — не так много, подумал Джек, а тон действительно странный.

— Обо мне не тревожься, — отрезал Том. — Подумай о папе. Он дал мне твой телефон перед отъездом во Флориду. Сказал — на всякий случай. Вот и настал такой случай, никуда не денешься.

— Ладно, — вздохнул Джек. — Пожалуй, поеду.

— Сколько энтузиазма!

Джек тряхнул головой. Во-первых, не хочется уезжать из Нью-Йорка по любым причинам, и точка. Во-вторых, сейчас неудачное время для поездки во Флориду и в любые другие места — придется обождать с очередным только что взятым заказом. Хуже того, в столь экстренном случае автомобиль и «Амтрак»[1] исключаются. Придется лететь самолетом. Против чего он, собственно, не возражает, но с дополнительными мерами безопасности после 11 сентября аэропорты превратились в опасное место для официально несуществующих личностей.

Но отец лежит в коме во Флориде.

— В определенном смысле тебе повезло, что он в коме, — сказал Том.

Это еще что такое?

— В каком?

— В том, что он страшно злится, что ты не приехал на похороны Кейт. Если подумать, я тоже. Где ты был, черт возьми?

Джек почувствовал себя перед судьей, пусть даже судья случайно приходится родным братом.

Большой брат... судья. Настоящий Оруэлл.

— Достаточно сказать, — решил он отплатить Тому его же монетой, — что вопрос слишком сложный для обсуждения по телефону в такую рань.

— Очень остроумно. Впрочем, признаюсь, я даже обрадовался, что он так на тебя ополчился. Столько лет мы слышали одно — как ему хочется разыскать тебя, вернуть в семейное лоно. Постоянно, как мантру, твердил: «вернуть Джека в лоно». Словно одержимый. А потом одержимость пропала.

Джек, казалось бы, должен был радоваться, никогда не думая возвращаться ни в какое лоно. Но нет. Он скорее почувствовал острую жалость, будто чего-то лишился.

Лет пятнадцать назад, когда он ушел из колледжа, из семьи, из общества в целом, отец его не один год разыскивал. Каким-то образом узнал от кого-то номер телефона, принялся названивать. Со временем дело дошло до согласия пообедать с ним в городе. После чего они приблизительно раз в год вместе закусывали или играли в теннис.

Отношения в лучшем случае хрупкие и непрочные. Джек всегда с трудом общался с людьми. Хотя отец никогда этого не говорил, было ясно, что он разочарован в младшем сыне. Считая, что тот занимается наладкой электроприборов, упорно его подталкивал — закончи колледж, включись в пенсионную программу, подумай о будущем, глазом моргнуть не успеешь, придет пора выйти на пенсию и так далее и тому подобное...

Он не имел никакого понятия о сыновних делах, совершаемых им преступлениях, убитых ради пропитания людях, в чем Джек никогда бы ему не признался. Это доконало бы старика.

— Где он, ты говоришь?

— В городской больнице Новейшн. Ничего больше не знаю. По-моему, в округе Дейд.

— Где это...

— К югу от Майами. Слушай, лучше звякни в больницу — номера у меня нет, — спроси, как доехать от международного аэропорта Майами. Туда тебе надо лететь.

— Замечательно.

— Если он очнется, скажи, я приеду, как только смогу.

Обязательно, подумал Джек. И вдруг вздрогнул.

— Если очнется?

— Да. Если. Говорят, он сильно пострадал.

Грудь вдруг пронзила боль.

— Отправлюсь, как только доделаю несколько срочных дел. — Он внезапно почувствовал навалившуюся усталость.

И положил трубку. Ему больше нечего было сказать брату.

4

Семели проснулась одна в темноте. Открыла глаза, лежала в полной неподвижности, слушала. Слышала дыхание членов родного клана вокруг, тихое, громкое. Слышала скрип досок старого, легко качавшегося плавучего дома, тихий плеск вод лагуны о борта, лягушачье кваканье, стрекотание сверчков среди ночных звуков других живых существ, населяющих Эверглейдс[2]. Вздрогнула, когда кто-то рядом — скорей всего, Люк — то ли кашлянул, то ли всхрапнул.

Плотный горячий воздух влажным покрывалом лежал на обнаженных руках и ногах, но она к нему привыкла. Сентябрь обещает быть жарким, хотя не таким, как август. Тот был действительно жарким, жарче не припомнишь.

Отчего она проснулась? Всегда крепко спит по ночам. И тут вспомнился сон — не в деталях, которые исчезли в ночи, как утренний туман после бури, а общее впечатление чего-то надвигавшегося... приближавшегося.

— Кто-то идет, — вслух шепнула она.

Непонятно, откуда ей это известно, — просто ясно, и все. Прозрение пришло не впервые. Она то и дело без предупреждения чувствует, что вскоре что-то произойдет, и каждый раз действительно происходит.

К ней кто-то идет. Человек — мужчина — уже в пути. Неизвестно, к добру или к худу. Не важно. Семели приготовится и к тому и к другому.

5

— Какая роскошь, — вздохнул Эйб Гроссман, глядя на полдюжины пончиков в стоявшей перед ним коробке. — Чем это я заслужил?

— Ничем... — ответил Джек. — Всем...

Эйб поднял брови, отчего по лбу океанскими волнами побежали морщинки, забежав в облысевший залив и разбившись о береговую линию поредевших волос.

— "Криспи" с кремом? Мне?

— Нам.

Джек полез в коробку, вытащил хрустящий пончик со сметаной, увесистый, жирный, глазированный до последнего дюйма. Откусил большой кусок, закрыл глаза. Вкусно, черт побери.

Эйб скорчил гримасу.

— Да в них же полно жира. — Он потер солидный животик, будто чувствовал боль в желудке. — Все равно что бетон в артерии заливать.

— Наверно.

— И ты мне их принес?

Они расположились у обшарпанного прилавка в принадлежавшем Эйбу магазине спортивных товаров «Ишер». Джек с покупательской стороны, Эйб примостился на стуле напротив, как Шалтай-Болтай. Джек демонстративно оглядел пыльные банки с теннисными мячами, ракетки, баскетбольные мячи и кольца, напиханные как попало на провисшие полки вдоль узких проходов, футбольные мячи и роликовые коньки вместе с обязательными наколенниками, подвешенные к потолку велосипеды и акваланги.

— Еще кого-нибудь видишь вокруг?

— Мы пока не открылись. Никого и не должен увидеть.