Говард Лавкрафт - Наследство Пибоди Страница 3

II

Именно с той самой ночи — если мне не изменяет память — и потянулась цепочка необычайных событий, в центре которых оказалось старое поместье Пибоди. Сказать по правде, я и раньше по некоторым туманным намекам мог догадаться, что с этим домом не все ладно, — адвокат Хопкинс, почтенный пожилой джентльмен, вручая мне связку ключей еще во время первого моего приезда, как-то уж очень настойчиво интересовался моими дальнейшими планами и, узнав, что я хочу здесь поселиться, повторил свой вопрос, как будто не веря в серьезность моих намерений. Позднее по ходу разговора он не раз подчеркивал, что дом этот — «место весьма уединенное», что соседи-фермеры в прошлом «не очень-то жаловали семью Пибоди» и, наконец, что никакие пришлые арендаторы «не могли сколько-нибудь долго там продержаться».

— Это одно из тех мест, — говорил он, стараясь придать лицу многозначительное выражение, — в которые никто и никогда не выезжает на пикник. Там вы не найдете ни одной бумажной тарелки или салфетки, поверьте моим словам!

Не скупясь на подобного рода двусмысленные и неопределенные замечания, старик при этом всячески избегал упоминать о конкретных вещах и событиях, могущих подтвердить справедливость его опасений. Оно и неудивительно, поскольку фактов-то как раз и не было — не принимать же всерьез хмурые взгляды соседей, по какой-то им самим вряд ли известной причине обходивших далеко стороной обширный участок в самом сердце массива плодородных земель. Владения мои, общей площадью около сорока акров, были по большей части заняты лесом, а вокруг них во всех направлениях простирались четкие квадраты возделанных полей, разделенных каменными стенками или оградами из жердей, вдоль которых тянулись ряды деревьев и густые заросли кустарника, дававшие приют многочисленным птицам. Обдумав слова старого адвоката, я пришел к выводу, что столь странное — если не сказать предвзятое — отношение к усадьбе передалось ему от моих соседей, благо он был связан с ними родством. Эти люди — суровые, крепкие, немногословные — были из той же породы коренных янки, что и Пибоди, отличаясь от последних разве что большей привычкой к труду и более прочной привязанностью к своей земле.

Но вернемся к той ночи — а это была одна из ночей, когда мартовский ветер с особой силой пел и стонал в ветвях деревьев, — во время которой меня впервые посетило ощущение, что я нахожусь в доме не один. Потревожившие меня посторонние звуки мало походили на шаги, правильнее было бы назвать это просто движением — что-то беспрестанно передвигалось по второму этажу взад и вперед, в пределах какого-то небольшого пространства. Я вышел в темный пустой холл, откуда вела наверх винтовая лестница, и прислушался — мне показалось, что звуки медленно спускаются вниз, временами совершенно отчетливые, временами пониженные до еле слышного шороха. Я стоял неподвижно и слушал, слушал, слушал, пытаясь определить их источник, найти им какое-нибудь рациональное объяснение. Ничего подобного мне прежде слышать не приходилось; в конечном счете я решил, что это могла быть одна из ветвей нависавшего над домом дерева, которая, раскачиваясь на ветру, скребла по стене или крыше и создавала эффект чужеродного присутствия в верхних комнатах. Удовлетворившись такой разгадкой, я вернулся в свою спальню; в дальнейшем странные шумы меня уже не беспокоили, и вовсе не потому, что они прекратились, отнюдь нет, — просто я потерял к ним интерес, дав происходящему убедительное обоснование.

Куда меньше мне повезло со сновидениями, посещавшими меня этой ночью. Обычно я вообще сплю без снов, но на сей раз самые невероятные образы вставали передо мной как нельзя более явственно; я находился в роли пассивного наблюдателя, пространственные и временные барьеры были разрушены, слуховые и зрительные иллюзии сменяли одна другую, но особенно четко запечатлелась в моем сознании темная мрачная фигура в широкой шляпе с коническим верхом и еще одно столь же призрачное существо, неизменно присутствовавшее рядом с первым. Этих двоих я видел словно сквозь дымчатое стекло, а окружавшие их предметы были замутнены и преломлены, как будто отгороженные от меня толстой полупрозрачной стеной. В сущности, это был не сон в полном смысле слова, а лишь обрывки видений без конца и начала, открывавшие мне иной, причудливо-гротескный мир, иное измерение, несовместимое с реалиями повседневной жизни. Когда эта ночь наконец прошла, я очнулся на своей койке совершенно измученным и разбитым.

На следующий день меня посетил архитектор, который составлял планы переустройства дома, и принес известие, чрезвычайно меня заинтересовавшее. Это был молодой еще человек, свободный от предрассудков и не верящий во всякие дурацкие легенды, какими обычно обрастают заброшенные старые усадьбы, особенно если они расположены в сельской глуши.

— Человек непосвященный никогда бы не догадался, что в этом доме имеется секретная комната, — сказал архитектор, — что-то вроде тайника. Взгляните сюда. — Он развернул на столе свои чертежи и расчеты.

— Вы в этом вполне уверены? — спросил я.

— Думаю, это либо потайная молельня, — предположил он, — либо укрытие для беглых рабов.

— Я ничего такого не замечал.

— Я пока тоже. Но вот посмотрите…

Он ткнул пальцем в план здания, вычерченный им после осмотра и замера всех внутренних помещений и фундамента. На втором этаже в самой старой части дома, согласно расчетам, должна была находиться еще одна комната, протянувшаяся вдоль всей северной стены. Разумеется, ни о какой тайной молельне не могло быть и речи — в нашем роду никогда не водилось папистов. Что же касается беглых рабов — это было как будто похоже на правду, но, с другой стороны, во времена, когда строилась эта часть здания, бегство рабов из южных штатов в Канаду еще не было достаточно распространенным явлением, чтобы оправдать создание специального тайника. Нет, данная версия тоже не годилась.

— И вы уверены, что можете прямо сейчас показать мне эту комнату? — спросил я.

— Ее там просто не может не быть.

И действительно, комната была там, где он указывал. Очень умело и тщательно скрытая комната, хотя отсутствие окон в северной стене спальни могло бы и раньше навести меня на определенные догадки. Ведущая в комнату дверь была замаскирована тонкой резной отделкой по красному кедру, которая сплошь покрывала стену. Обнаружить дверь, не зная заранее о существовании комнаты, было делом крайне сложным, ибо она не имела ничего, хотя бы отдаленно напоминающего ручку, а открывалась посредством нажатия на один из многочисленных выступов резьбы. Честь этой находки также принадлежала архитектору, который, как человек, сведущий в таких вещах, сориентировался гораздо быстрее меня, после чего я еще несколько минут простоял на пороге, изучая заржавленный механизм двери и пытаясь понять принцип его действия.