Евгений Константинов - Пока не перевёрнут треугольник Страница 3

— Государства, — покивал головой художник. — Фром Подмосковье, так?

— Развязывай давай! — вновь потребовал я.

— Посмотри-ка лучше сюда, — художник отложил одну и взял другую, очень тонкую кисть и макнул ее в палитру. Прямая линия золотистого цвета, проведенная параллельно земле в центре холста, обезобразила рисунок. Еще две прямые линии, — и получился равнобедренный треугольник с устремленной в нарисованное небо вершиной.

— Ну, вот, — удовлетворенно сказал художник, после чего взял и перевернул картину на сто восемьдесят градусов.

Зачем он это сделал, было непонятно. Впрочем, у художников случаются свои причуды, они, мол, и видят по-другому. Может, в рисунке заложен какой-нибудь секрет, фокус? Я постарался вглядеться в пейзаж, который он отобразил на холсте, и вдруг со всей отчетливостью понял, что там что-то сильно изменилось. Перевел взгляд на перевернутую картину, рисунок на которой должен был бы оказаться вверх ногами. Но почему-то в рисунке перевернулось только то, что было выделено золотистыми линиями, что было внутри треугольника! А все, нарисованное вокруг треугольника, словно бы и не переворачивалось. Но это оказался далеко не весь фокус.

Краски внутри треугольника на глазах поблекли и начали съезжать к его обращенному вниз углу, оставляя на освобождающемся месте золотистое свечение. Я вновь перевел взгляд на реальный пейзаж, который теперь казался совсем не реальным. Потому что и там, на противоположном берегу водоема, на фоне горы отчетливо стали видны контуры треугольника, внутри которого, словно смываемые водой, постепенно вливались в нижнюю его часть, кусты, деревья, камни, а вместо них появлялось все то же золотистое свечение.

Но и это было еще не все! Не успел я подумать, что вижу открывающееся окно в совершенно другой, неземной мир, как из этого окна появились две мерцающие точки, начинающие принимать очертания… Я вновь посмотрел на холст художника; оказалось, что за считанные мгновения он успел нарисовать посередине перевернутого треугольника две летящие человеческие фигурки перламутрового цвета. Обнаженных мужчину и женщину, — себя и свою спутницу, с порхающими крыльями за спиной. Крылья, такие же, как у бабочки-капустницы, порхали на самом деле, и фигурки в действительности перемещались, то есть, летели. Сначала к нижнему углу треугольника, потом словно вырвались из него и устремились к двум ближайшим фигуркам рыболовов.

На холсте фигурки и тех, и других выглядели хоть и крошечными, но очень четкими. Или у меня вдруг резко обострилось зрение, и я смотрел на них словно сквозь увеличительное стекло, различая даже мимику на лицах. Во всяком случае, я очень хорошо разглядел, что один из спиннингистов, а именно Андрюха Смертин, сделал резкую подсечку и быстро завращал ручку катушки на согнутом в дугу удилище.

Дотащить рыбу до берега он не успел, — фигурка мужчины с крыльями бабочки подлетела сзади, на мгновение зависла у Андрюхи над головой, после чего близнец художника схватил рыболова за волосы, приподнял над землей, а резко увеличившиеся крылья хлопнули тому по голове, словно двумя лезвиями срезав макушку. Ничем больше не удерживаемое тело, упало на землю, а художник-бабочка взмыл вверх, держа в руках окровавленный скальп.

— Один — ноль, — сказал, стоявший рядом со мной художник.

— Один — один, — поправила его художница секундой позже.

А еще через секунду до меня донеслись два истошных вопля. Я вновь посмотрел на противоположный берег, где теперь уже ни Андрюха Смертин, ни Паша Семечкин больше не ловили рыбу. Зато были четко видны две сияющие перламутром фигурки, летящие по-над берегом в разные стороны друг от друга.

— Что там п-произошло? — дрогнувшим голосом спросил я.

— Она сравняла счет, — как ни в чем не бывало, пояснил художник. — А я, кажется, выбрал не то направление поиска. Но ведь вы должны знать, на каком берегу ваших рыболовов больше…

— Дорогой, — прервала его красавица, — ты забываешь правила. Никакой индивидуальной помощи от аборигенов.

— Но он поделится информацией и со мной, и с тобой!

— А я вполне могу обойтись и без дополнительной информации, — возразила она.

— А-а-а… — послышался еще один отдаленный вскрик.

— Два — один, — улыбнувшись, прокомментировала художница.

— Да что там такое происходит?! — закричал я.

— Сейчас ты все увидишь…

Она встала позади меня и, приложив ладони к лицу, пальцами слегка надавила на мои глаза. И я словно с высоты третьего этажа увидел под собой, омываемый легкими волнами берег, по которому, размахивая руками, бежал человек. Он обернулся, я встретился с ним взглядом и узнал в искаженном страхом лице Женьку Ступина — моего извечного конкурента в спиннинговых баталиях. Ступин что-то крикнул и побежал еще быстрее, но я чужими глазами видел, что настигаю его, потом передо мной вытянулись руки с растопыренными пальцами. Пальцы вцепились в рыжие волосы, потом впереди что-то мелькнуло, и мой извечный конкурент освободился от плена пальцев и… от верхней части своей головы. Женька сделал по инерции еще несколько шагов и упал, окрасив прибрежные серые камни в красно-белое.

— Три — один, — шепнули мне на ухо.

— Уже — три — два, — тут же услышал я мужской голос.

А я уже видел чужими глазами своего друга Германа. В отличие от Женьки Ступина, он не убегал, но стоял на вдающемся в воду мысе со спиннингом в руках, изготовившись для броска приманкой в то, что к нему приближалось. И он сделал заброс. Блесна сверкнула сталью в солнечном луче, но не нашла цель, а к оказавшемуся совсем рядом Герману уже протянулись руки с растопыренными пальцами…

Я отчаянно замотал головой, чтобы художница отпустила мои глаза, и она не стала усердствовать, а, поднырнув под моей рукой, довольно сказала:

— Четыре — два.

— Не-е-ет! — заорал я, тщетно пытаясь вырваться. — Прекратите! Прекратите их убивать!

— А в чем дело? — невозмутимо поинтересовался художник. — Почему вы запрещаете нам соревноваться?

— Соревноваться? — опешил я.

— Конечно. Вы соревнуетесь, ловя рыбу, а мы — ловя вас. Только вы пользуетесь специальными снастями, а у нас для этого существуют Ловцы. Наши вторые «Я».

— Это те, что с крыльями, как у бабочек? Которыми они срезают с людей скальпы?!

— Да, — буднично ответил художник.

— Но они же, то есть, вы… ВЫ — УБИВАЕТЕ ЛЮДЕЙ!!!

— Наши ЛОВЦЫ всего лишь снимают скальпы, после чего отпускают… людей. Не так ли поступают ваши СПОРТСМЕНЫ с РЫБОЙ?

— Пять — два, — сказала красавица.

— Нет! Уже — пять — три! — поправил ее художник.