Роальд Даль - Свиньи Страница 3

— И что это ты там готовишь, внучек? — спрашивала она обычно.

— А угадай, бабушка.

— Пахнет, вроде бы, пончиками из козлобородника, — отвечала она, энергично принюхиваясь.

И тут выходил он, это десятилетнее дитя, триумфально улыбаясь и держа в руках большой дымящийся горшок с божественным рагу, целиком сделанным из пастернака и аптечной ромашки.

— Знаешь, что ты должен сделать? — сказала бабушка, поглощая рагу. — Ты должен сию же минуту взять бумагу и карандаш, сесть и написать поваренную книгу.

Он поднял на неё глаза и молча продолжал жевать свой пастернак.

— А почему бы и нет? — воскликнула она. — Я научила тебя писать и научила тебя готовить, осталось только соединить эти две вещи. Ты напишешь поваренную книгу, мой дорогой, и она прославит тебя на весь мир.

— Хорошо, — сказал он. — Напишу.

Не откладывая на завтра, Лексингтон начал первую страницу своего монументального труда, которым ему суждено было заниматься до конца жизни. Он назвал его «Пища здоровая и вкусная».

6

Спустя семь лет, когда ему исполнилось семнадцать, записки составили более девяти тысяч разных блюд, исключительных по оригинальности и вкусу.

Но нежданно-негаданно этот труд был прерван трагической смертью мисс Глосспэн. Ночью её хватил жестокий удар, и Лексингтон, который на шум ринулся в её спальню, обнаружил бабушку на кровати — кричащей, изрыгающей проклятия, в пароксизмах боли, вязавшей из её тела сложные узлы. Зрелище было поистине жуткое; испуганный юноша метался в пижаме вокруг бабушки и ломал руки, не зная, что предпринять. Наконец, пытаясь успокоить её, он принёс черпак воды из пастбищной поилки и вылил ей на голову. Это, однако, только обострило приступ, и через час мисс Глосспэн успокоилась навсегда.

— Какое несчастье, — сказал бедный мальчик, ущипнув её несколько раз для верности. — И как неожиданно! Ещё только вечером она себя прекрасно чувствовала. Даже съела три больших куска моего последнего творения, пикантного машрумбергера, и сказала, какой он сочный.

Горько поплакав несколько минут, так как очень любил бабушку, он собрался с силами, вынес её из дому и похоронил за хлевом.

На следующий день, разбирая её пожитки, он наткнулся на конверт, адресованный ему почерком мисс Глосспэн. Вскрыв его, он обнаружил две пятидесятидолларовые купюры и письмо.

Дорогой мой мальчик, — говорилось в письме, — я знаю, что ты никогда не покидал дома с тех пор, как я привезла тебя сюда, но, как только я умру, ты должен надеть ботинки, чистую рубашку, спуститься в посёлок и найти доктора. Попроси доктора дать тебе свидетельство о смерти, то есть о том, что я умерла. Потом отвези это свидетельство моему адвокату, которого зовут мистер Цукерманн. Он живёт в Нью-Йорке, и у него находится копия моего завещания. Мистер Цукерманн всё устроит. Деньги в конверте — для доктора и на дорогу в Нью-Йорк. Когда ты приедешь туда, мистер Цукерманн даст тебе ещё денег, и вот моё последнее желание: используй их на дальнейшие исследования в кулинарии и вегетарианстве и продолжай работать над своей великой книгой до тех пор, пока не будешь доволен ею со всех сторон. Твоя любящая бабушка.

Лексингтон, который всегда делал то, что велела бабушка, положил деньги в карман, надел ботинки и чистую рубашку и спустился с горы в посёлок, где жил доктор.

— Старая Глосспэн? — сказал доктор. — Боже мой, неужели она умерла?

— Конечно, умерла, — ответил юноша. — Если вы пойдёте со мной назад, я её выкопаю, и вы сами увидите.

— Как глубоко ты её закопал? — спросил доктор.

— Шесть или семь футов, наверное.

— А как давно?

— Восемь часов назад.

— Значит, точно умерла, — заявил доктор. — Вот тебе свидетельство.

7

И вот наш герой отправляется в город Нью-Йорк на поиски мистера Цукерманна. Он путешествовал пешком, спал под кустами, питался ягодами и дикими травами, и вся дорога до метрополии заняла у него шестнадцать дней.

— Какое сказочное место! — воскликнул он, оглядываясь на углу Пятьдесят седьмой улицы и Пятой авеню. — Здесь нет ни коров, ни кур, и женщины совсем не такие, как бабушка Глосспэн.

Что же касается мистера Сэмьюэла Цукерманна, то он оказался вообще вне всякого сравнения.

Это был обрюзгший коротышка с лиловыми щеками и могучим багровым носом. Когда он улыбался, лицо его волшебно озарялось золотым блеском, исходившим от множества вставных зубов. Он встретил Лексингтона в своём шикарном офисе, тепло пожал руку и поздравил с кончиной бабушки.

— Я полагаю, вам известно, что ваша многоуважаемая опекунша обладала значительным состоянием? — спросил он.

— Вы имеете в виду коров и кур?

— Я имею в виду полмиллиона зелёненьких.

— Чего?

— Полмиллиона долларов, мой мальчик. И всё это она оставила вам.

Цукерманн откинулся на спинку кресла, сцепив пальцы на своём рыхлом животике. Одновременно он исподтишка просунул правый указательный палец под жилет и рубашку, намереваясь почесать окружность пупка, что было его излюбленным занятием, доставлявшим особое наслаждение.

— Конечно, мне придётся вычесть пятьдесят процентов за свои услуги, сказал он, — но и при этом у вас останется двести пятьдесят тысяч.

— Я богат! — воскликнул Лексингтон. — Это прекрасно! Когда я смогу получить деньги?

— На ваше счастье, — сказал Цукерманн, — у меня здесь хорошие отношения с налоговой инспекцией, и, думаю, мне удастся уговорить их не облагать пошлинами ваше наследство.

— Вы очень добры, — пробормотал Лексингтон.

— Разумеется, мне придётся дать кое-кому небольшой гонорар.

— Как угодно, мистер Цукерманн.

— Думаю, сто тысяч будет достаточно.

— О, Господи, неужели так много?

— С полицией и налоговой инспекцией никогда не следует скупиться, сказал Цукерманн. — Запомните это.

— Но сколько же тогда останется мне? — робко спросил юноша.

— Сто пятьдесят тысяч. Но ещё имейте в виду похоронные издержки.

— Похоронные издержки?

— Вы должны заплатить похоронному бюро. Разве вы этого не знаете?

— Но, мистер Цукерманн, я похоронил её сам, за хлевом.

— Я в этом не сомневаюсь, — сказал адвокат. — Ну и что?

— Я не обращался в похоронное бюро.

— Послушайте, — терпеливо начал Цукерманн, — может быть, вы этого не знаете, но в нашем штате есть такое положение, по которому законный наследник ни гроша не получит из причитающейся ему суммы, пока не будут оплачены все похоронные издержки.