Саймон Кларк - Пригвожденное сердце Страница 3

Интересно, что сказали бы мама с папой, если бы узнали обо всем этом? Дома выпить вина ему позволяли только на Рождество и только глоток шерри для торжественного тоста. Полагалось лишь пригубить его — оно не должно было доставлять особого удовольствия.

А тут все совсем по-другому. Надо же, как клёво! Смеяться и выпивать в кают-компании, слушать, как из приемника громыхает «Упокой, Господь, славных ребят» и от звука динамиков подрагивают бутылки, а потом...

...а потом все пошло хуже некуда.

В кают-компанию ворвались с полдюжины человек, вооруженных автоматами и винтовками. Томмо Грин вскочил было, но ему тут же сорвало с черепа пол-лица зарядом мелкой дроби.

Вот тогда Рождество превратилось в ад.

Нападавшие казались огромными, чуть ли не великанами, с темными, загорелыми лицами. Но их глаза... Их глаза светились такой жестокостью и ненавистью! Будто в глубине глазниц полыхает огонь. Эти глаза наводили на Марка больше ужаса, нежели оружие в здоровенных кулачищах.

Если бы они сказали, что явились прямо из преисподней, он бы поверил.

Уже через несколько секунд его вместе с Таббсом затолкали в прачечную. Сердце толстяка не выдержало такого потрясения.

Прилив нежно покачивал «Мэри-Энн». Судно стояло на якоре в одном из сотен фьордов, которые глубоко врезались в норвежское побережье.

Марк медленно поднял голову. Свет мутной лампочки отражался на вставных челюстях мертвеца, наполовину вывалившихся изо рта; одного зуба не хватало. Наверно, драка в каком-нибудь порту, или, может, Таббс просто налетел на телеграфный столб после лишней рюмки рома. Сам же Таббс как будто сидел, опершись спиной о железную переборку.

Марк заметил, что покойник притягивает его взгляд. Глаза закрыты, лицо побелело, поскольку кровь спустилась из верхних частей тела в нижнюю половину, и руки стали синими. Мертвец обмочился. Влага просочилась сквозь полотняный комбинезон и растеклась по металлическому полу лужицей цвета апельсиновой газировки.

У Марка в голове что-то щелкнуло. Он вскочил и начал колотить в дверь, крича, чтобы его выпустили.

Ему казалось, что он кричит уже несколько часов, когда открылась дверь. Здоровенный бандит, огромный, как медведь, возник в проеме. Один лишь взгляд этих глаз заставил Марка умолкнуть.

— Он умер, умер, — невнятно бормотал Марк. — Он умер. Я хочу выйти. Я хочу... Он умер. Вы посмотрите, он умер.

Бандит приложил палец к губам, требуя тишины, затем спокойно сжал кулак и ткнул им Марку в лицо, отшвырнув его назад на мертвого толстяка и на стеллаж, с которого белой лавиной рухнули простыни и наволочки.

Не проронив ни слова, человек вывинтил лампочку из патрона и вышел из прачечной, заперев за собой дверь.

Тьма была полной. Она, казалось, подползала все ближе и ближе.

И мягко обволакивала его. Обволакивала, окутывая холодом. Словно объятия мертвеца.

— Пожалуйста, не оставляйте меня здесь... Пожалуйста... Пожалуйста... Пожалуйста. Не оставляйте меня одного...

Уши покойника не слышали голоса Марка Фауста.

3

— Дэвид, прекрати. Пальцы сломаешь.

— Я ничего не делаю.

— Ты опять ковыряешь в носу. — Рут отворила заднюю дверцу машины, чтобы выпустить его.

Она привезла их в ближайшее от морского форта цивилизованное место — крохотную прибрежную деревеньку Аут-Баттервик.

Дэвид уверенно и самостоятельно направился в сторону одного-единственного аут-баттервикского магазина — громоздкой приземистой хибары, сколоченной из белых досок. Он вломился в дверь, словно принимал участие в полицейском рейде, и исчез внутри. Крис ждал, пока жена запрет машину.

После многих лет езды на старых драндулетах, ломавшихся с нудным постоянством, эта машина, «форд-миерра», была для них чем-то особенным.

Как-то вечером он съехал с шоссе на проселочную дорогу. И здесь Крис с Рут занялись любовью на заднем сиденье своего новенького автомобиля.

Такого они не делали со времен ухаживания. Однако это не заставило Криса пожалеть, что те золотые деньки давным-давно минули. Было тесно, неудобно; то и дело они стукались обнаженным телом о холодный пластик. В любой момент кто-нибудь мог пройти мимо. В лунном свете взору пораженного путника открылся бы голый вздымающийся зад.

Потом, на заднем сиденье, со спущенными до колен джинсами, они хватались за животы от смеха.

— Что это вы так самодовольно ухмыляетесь, мистер Стейнфорт? — поинтересовалась Рут, беря его под руку.

— Ничего особенного. Просто представил себе, на что ты будешь похожа через полгода перемешивания цемента и таскания кирпичей.

— У нас будут мускулы, как у Шварценеггера, и мы начнем материться, как сапожники.

— Тебя что-нибудь тревожит?

Она повернулась к мужу, и ветер бросил ей на лицо прядь подстриженных до плеч темных волос.

— Тревожит? — Рут пальцами убрала волосы. — Сотни вещей. А тебя?

— Тысячи. — Крис взглянул на жену и смог удержаться от улыбки. У нее был не только такой же вздернутый носик и веснушки, как и у Дэвида, но и такой же озорной блеск в глазах.

— Пошли, — сказала она, — поглядим, чем там занимается сын Супермена.

4

Бум! Бум! Бум!

Возврата нет.

Именно так.

Марк Фауст знал, что надо сделать.

Он находился в самой нижней части корабля и поворачивал огромные железные колеса, которые откроют забортные клапаны. Когда они будут открыты, морская вода ринется внутрь «Мэри-Энн» и потопит ее в считанные минуты.

Поверни колесо, поверни колесо.

Оно поворачивалось — медленно, очень медленно.

«Господи, поворачивайся! Поворачивайся!»

Смазка и ржавчина оставляли на руках черные и красные пятна. Корабль покачивался на волнах. Над головой единственная лампочка, заляпанная грязью, моталась из стороны в сторону, освещая трюм скудным желтым светом. Мотки старой цепи, кабеля, части механизмов и пустые коробки отбрасывали тени, которые метались то влево, то вправо, словно исполняя какой-то сумасшедший танец.

Бум! Бум! Бум!

Это безумие, в отчаянии подумал Марк. Полное безумие. Сон. Сейчас он проснется от крика команды: «С Рождеством!»

Боже милостивый... Скоро наступит Рождество. Индейка. Елка. Серпантин. Подарки. Открытки с Санта Клаусами в санях и...

Господи Иисусе. Что-то пробежало по его ноге. Темное и шустрое.

Крысы!

Прибывающая вода гнала их из трюмов наверх.

Их были десятки; они бежали вверх по цепям и проводам, и темные мокрые тела блестели в слабом свете. Одна подскочила и прыгнула Марку на лицо. Толстый холодный хвост хлестнул по щеке, а коготь расцарапал верхнюю губу.

Над головой не затихало яростное буханье.