100 легенд Токийского кафе призраков - Джулиан Седжвик Страница 30

– Юки, я не буду ночевать один. Ни за что. А наверху приятнее, чем на первом этаже.

Она кивает:

– Конечно. Тогда в моей комнате. Но без… всякого там…

Така смеется:

– В ту ночь у меня дома ты говорила то же самое. Я же приличный юноша! Папа научил меня манерам.

– А как же тот раз, когда ты избил парня? Ну, та история с твоей бывшей.

– Это было до тебя. Сейчас – без всякого там. Ну, если только…

Юки снова аккуратно тянет струну бивы.

– Пойдем вниз, приберемся. Откроем еще окна? Хочу проветрить.

– Юки?

Голос Таки становится мягким. Тон серьезный. Таким он говорит о важных вещах, например об отце.

Девушка сильнее отводит струну, чувствуя, как нарастает напряжение.

– Чего?

– Ты. Мне. Очень. Нравишься, – старательно произносит он по-английски. – Ски да ё[38].

Струна соскальзывает с согнутого пальца Юки, и звонкое дребезжание прорезает тишину.

– Вот момент и испорчен! – смеется Така. – Прости, не хотел тебя смутить. У этой струны такое странное звучание. Слышала легенду о Безухом Хоити? Всегда нужно помнить, кто может слушать. Он сыграл для мертвого императора из клана Тайра и всех его придворных, поэтому чуть не застрял в загробном мире навечно.

Юки кивает.

– В Лидсе в кинотеатре показывали старый фильм про это. Красивая вышла сцена, когда монах расписал лицо Хоити волшебными кандзи, чтобы защитить его от злых духов…

Така морщится:

– Ага, ужасно только, что этот идиот-монах забыл про его уши. А потом духи взяли и отодрали их. Уф!

Юки закусывает губу. Она хочет вернуться к предыдущей теме, сказать: «И ты мне нравишься», но момент упущен. Така сказал: «Ски». Просто лучшим друзьям такое не говорят.

Ведь правда?

* * *

Юки и Така устраиваются на крыльце, ведущем из кухни наружу, и обедают бутербродами и онигири. Затем надевают банданы, медицинские маски, перчатки и тщательно выбивают и вытирают пыль на первом этаже. Во время перерыва Така бросает взгляд на счетчик Гейгера и одобрительно поднимает большой палец вверх.

– Разберусь с полками, – говорит парень, указывая на то, что осталось от покосившихся шкафов и ящиков вдоль дальней стены.

– Уверена, тетя уже все там проверила.

– Щепетильность не повредит.

Теперь, когда временные ставни больше не закрывают окна, яркие лучи и морской ветер врываются на первый этаж, а затхлый запах постепенно развеивается. Юки выходит на веранду-энгаву, закрывает глаза и замирает под лучами солнца. На мгновение ей кажется, что прошлое позабылось. Звуки и запахи ранней осени на побережье Фукусимы всплывают из глубин памяти. Но стоит Юки открыть глаза, как реальность волной обрушивается на нее.

Сознание снова возвращается к одной-единственной упрямой мысли: где и как погиб дедушка? Он утонул? А может, стукнулся головой, когда отчаянно пытался выплыть? Был ли он дома или снаружи, совсем рядом с холмом?

Юки смотрит вверх, на поросшую лесом горку. В те первые, охваченные паникой мгновения, когда вода отступила, а Юки вернулась к дому, ей кто-то там привиделся. Был ли это дедушка?

Да какая теперь разница?

Така выходит на веранду, держа перед собой фото:

– Я тут кое-что нашел. Похоже, твой дед, совсем молодой. Оно было на верхних полках, в глубине. Видимо, тетя проглядела. А фото, судя по всему, не один десяток лет.

Юки подходит поближе и рассматривает черно-белое, чуть поеденное плесенью изображение. На нем все еще четко видно молодого Дзиро рядом с огромной статуей Будды где-то на улице. Дедушка пытается казаться модным: волосы зализаны назад, через руку перекинут дождевик. Но глаза мужчины на фото сверкают, выдавая в нем того, кто всегда ходил плавать в Обон просто потому, что по традиции этого делать нельзя.

– Это в Камакуре, – поясняет Юки. – Мы с тетей Казуко пару раз там были. Вау. Вроде в то время дедушка снимался в фильмах про монстров.

– Да ну?

– Это было до того, как он стал успешным мангакой. Тогда дедушка работал дублером в костюме монстра. Рассказывал, что был немного зазнайкой, но потом изменился…

– Да в таком костюме кто угодно поменяется!

– Думаю, все дело в бабушке. Или он просто повзрослел. Еще что-то нашел?

– Увы, нет. Все обшарил. А ящики – по два раза. Только один заклинило. Наверное, разбух от воды. Вообще никак не поддается. Может, подсохнет, тогда и откроем…

Солнце уже привалилось к холму, и тень от горки разрослась, как и всегда, охватив сад и опустевшую студию. С полумраком пришел и прохладный воздух.

– Стемнеет раньше, чем я думала. Пойдем обустроимся на вечер.

Така кивает:

– Заварю рамен из пакетика.

Юки и Така заходят в дом. Вслед за ними внутрь потихоньку проползают тени. Здание окутывает темнота, и огромное пространство между ним и океаном ждет того, что породит пустота.

* * *

Така ставит воду кипятиться на маленькую походную плитку. Юки оглядывает комнату и думает, что полутора десятков свечей и накопившегося за день тепла для уюта вполне хватит.

Но в воздухе, в помещении, снаружи или даже в самой Юки (хоть она и не может понять где) висит тревога. Девушка смотрит на Таку, сосредоточенного, как и всегда. Тот помешивает лапшу в кастрюльках. Сама Юки в это время при свечах протирает биву влажной тряпкой, возвращая былую яркость дереву, но внезапно останавливается.

– Така?

– Да?

Она собирается заговорить, но в последний момент передумывает, и слова застревают у нее в горле.

– Как думаешь, тот подсолнух правда дух мальчика, вернувшегося к маме? Ну, в истории Сузуки-сан?

Така поднимает взгляд на девушку:

– Мне кажется, ты собиралась спросить что-то другое.

Юки не может скрыть своего удивления, а он смеется:

– Для парня эмпатия у меня развита хорошо. Куда лучше, чем раньше. Вот, держи. Прости, что так долго.

Така протягивает девушке миску с лапшой. Юки аккуратно откладывает биву. Парень передает ей палочки:

– Тюхай[39] будешь?

Юки сначала хочет сказать, что будет воду, но потом передумывает:

– Только чуть-чуть.

– Как в прошлый раз.

– До того, как начались странности. И до того, как ты увидел там какие-то фигуры…

– Да хватит уже напоминать! Сузуки-сан и так постарался.

Пока Юки и Така едят в тишине, сумерки снаружи сгущаются. Время от времени какой-нибудь зеленый клоп с металлическим стуком приземляется на голый пол, теряет равновесие, потом расправляет крылышки и улетает прочь. В темноте раздается противный писк комара, и Така подвигает спираль от насекомых, чтобы дым окутал их с Юки. Той всегда этот запах нравился: он напоминал ей о ночах в Обон и томительном ожидании душ, которые ненадолго вернутся домой. Жестяная банка с тюхаем холодная, но напиток обжигает