Стивен Кинг - Команда скелетов Страница 30

Оказалось, я не настолько хорош. Я пытался стать таким, даже больше, чем следовало. У меня была выставка в Нью-Йорке, неудачная. Критики разбили меня в пух и в прах, сравнивая с отцом, и через год, чтобы содержать Стефф и себя, я занялся коммерческой живописью. Стефф уже была беременна, и поэтому я как-то раз сел и серьезно сам с собою поговорил. Результатом этого разговора стало убеждение, что серьезное искусство будет для меня всего лишь хобби, не более того.

Я делал рекламу для шампуня «Золотая Девушка», ту, где Девушка стоит на педалях велосипеда, ту, где она играет во фризби на пляже, ту, где она стоит на балконе своей квартиры с бокалом в руке. Я делал иллюстрации к рассказам почти для всех больших журналов, хотя пробился я туда, иллюстрируя на скорую руку рассказы в менее солидных изданиях для мужчин. Я делал рекламу для кино. Деньги были. Жили мы в общем-то не бедно.

Не далее как прошлым летом я даже участвовал в выставке в Бриджтоне. Я выставил девять полотен из тех, что написал за последние пять лет, и продал шесть из них. Одна картина, которую я категорически отказывался продавать, изображала супермаркет «Федерал Фудс» (странное совпадение) видом с дальнего конца автостоянки. На моей картине на стоянке не было ничего кроме череды консервных банок с фасолью, причем каждая по мере приближения к зрителю становилась все больше и больше. Последняя казалась высотой футов в восемь. Картина называлась «Фасоль и искаженная перспектива». Один человек из Калифорнии, глава какой то компании, изготовляющей теннисные мячи, ракетки и бог знает какой еще спортинвентарь, очень хотел ее купить и долго не принимал мой отказ, даже несмотря на карточку «Не для продажи», воткнутую в левом нижнем углу простой деревянной рамы. Он начал с шести сотен долларов и дошел до четырех тысяч. Говорил, что хочет ее для своего кабинета. Я не согласился, и он уехал крайне удивленный, но и тогда не сдался: на случай, если я передумаю, он оставил мне свою визитную карточку.

Деньги бы нам не помешали. В тот год мы как раз сделали пристройку к дому и купили «Скаут» с четырехколесным приводом, но я просто не мог ее продать. Не мог, потому что чувствовал, что это самая лучшая из всех написанных мною картин, и я хотел иметь возможность смотреть на нее после того, как кто-нибудь, не осознавая своей жестокости, спрашивал, когда же я наконец сделаю что-нибудь серьезное.

Но однажды прошлой осенью я показал картину Олли Виксу, и он попросил разрешения сфотографировать ее и использовать для рекламы. Это был конец моей собственной искаженной перспективы. Олли безошибочно распознал, чего стоит моя картина, и, сделав это, заставил признать и меня. Прекрасный образец легковесной коммерческой живописи. Не больше. И слава богу, не меньше.

Я разрешил ему, а потом позвонил этому предпринимателю домой в Сан-Луис-Обиспо и сказал, что он может купить картину за две с половиной тысячи, если он еще хочет. Он хотел, и я отправил ее на побережье почтой. После этого голос разочарованных ожиданий, тот самый голос обманутого ребенка, которого никак не устраивало умеренное определение «хороший», замолчал. И за исключением нескольких раскатов — что-то вроде звуков, издаваемых невидимыми существами в туманной ночи — он с тех пор по большей части молчит. Может быть, вы скажете мне, почему молчание этого требовательного детского голоса так похоже на смерть?

Около четырех Билли проснулся, по крайней мере частично, и огляделся вокруг сонными непонимающими глазами.

— Мы еще здесь?

— Да, родной, — сказал я. — Еще здесь.

Он заплакал слабо, беспомощно, и это было ужасно. Аманда проснулась и поглядела на нас.

— Эй, малыш, — сказала она, мягко обнимая Билли. — Придет утро, и все будет гораздо лучше.

— Нет, — заупрямился Билли. — Не будет. Не будет. Не будет.

— Тш-ш-ш, — сказала она, глядя на меня поверх его головы. — Тш-ш-ш, тебе давно пора спать.

— Я хочу к маме!

— Я знаю, малыш, — сказала Аманда. — Конечно.

Прикорнув к ней, Билли повертелся немного и лег так, чтобы ему было меня видно. Какое-то время он смотрел на меня, потом снова уснул.

— Спасибо, — сказал я. — Может быть, вы были ему нужны.

— Он меня даже не знает.

— Это не важно.

— А что, вы думаете, будет дальше? — спросила она, не сводя с меня твердого взгляда своих зеленых глаз. — Что вы действительно думаете?

— Спросите меня утром.

— Я спрашиваю сейчас.

Я уже собрался было ответить, но тут из темноты, словно нечто из рассказа с ужасами, материализовался Олли Викс. В руках он держал направленный в потолок фонарь с обернутой вокруг отражателя женской кофточкой, и приглушенный свет отбрасывал на его лице странные тени.

— Дэвид, — прошептал он.

Аманда взглянула на него, сначала встревоженно, потом снова испуганно.

— Что такое, Олли? — спросил я.

— Дэвид, — прошептал он и добавил. — Пойдем. Пожалуйста.

— Я не хочу оставлять Билли. Он только что уснул.

— Я побуду с ним, — сказала Аманда. — Вы идите. — Потом добавила чуть тише. — Боже, это никогда не кончится.

8. Что случилось с солдатами. Вместе с Амандой. Разговор с Деном Миллером

Я пошел вслед за Олли. Он направлялся к складскому помещению и, проходя мимо пивного охладителя, схватил банку пива.

— Олли, что случилось?

— Я хочу, чтобы ты сам увидел.

Мы прошли за двойные двери, и створки закрылись за нами, чуть всколыхнув воздух. Здесь было холодно. Место это совсем не нравилось мне после того, что случилось с Нормом. Кроме того я вспомнил, что где-то здесь все еще валяется отрубленный кусок щупальца.

Олли убрал закрывающую отражатель кофточку и направил луч фонарика вверх. В первый момент мне показалось, что кто-то подвесил на обогревательную трубу под потолком два манекена. Что они висят на тонких струнах… Знаете, детские шуточки в канун дня всех святых?..

Затем я увидел ноги, болтающиеся в семи дюймах от бетонного пола, и две кучи разбросанных картонных коробок. Я взглянул вверх, и в горле у меня начал подниматься крик, потому что там были лица, но не манекенов. Обе головы свернулись набок, словно их хозяева смеялись над какой-то жутко забавной шуткой, так смеялись, что лица аж посинели.

Тени. Длинные тени на стене позади них. Высунутые языки.

Оба были в военной форме. Те самые молодые солдаты, которых я заметил еще вначале, но потом потерял из вида в сутолоке событий. Солдаты из…

Крик. Я ощущал, как он поднимается у меня в горле, словно стон полицейской сирены, но тут Олли схватил меня за руку над локтем.