Ян Валентин - Звезда Cтриндберга Страница 30

Елена набрала ложечку и поднесла ко рту. Это движение было единственным, что оживило на секунду ее пустынную двухкомнатную квартиру. Она не собиралась заводить обстановку – что за смысл?

Из алькова была видна полутемная спальня. Кровать, так и оставшаяся неубранной, комод с узким зеркалом над ним и портрет Святой Девы Марии. Всё.

Над другой комнатой она потрудилась побольше. Здесь висел ряд боксерских груш, а к стенам, по обе стороны оружейного сейфа, были привинчены различные тренажеры.

Елена тщательно облизала ложку. Запах лета… miete di Acasia, акациевый мед.

Она даже не успела поспать после долгого пути. Туман в Тевтобургском лесу, вонючие индустриальные районы Рура… на белоснежном бензобаке мотоцикла она лежала пятнадцать часов и не видела ничего, кроме стремительно бегущего под колеса асфальта. Спрятанный на груди крест давал о себе знать странным холодком у сердца.

Она зачерпнула еще ложку тягучего янтарного меда. Может быть, это даже неплохо – боль в бедрах. Последнее время физическая боль ее не трогала – сказались долгие часы тренировок с парнями из Sicherheit[33]. Ее вообще теперь ничто не трогало.

По дороге из Копенгагена в Вестфалию она позвонила в правление Фонда еще раз. На этот раз на нее посыпались вопросы об Эрике Халле и о ком-то еще, кого они называли Тительманом. Елена попыталась вспомнить всё, о чем они говорили на даче под Фалуном… и сейчас, сидя за столом, в который раз прокручивала всю сцену с начала до конца. Она должна была убедиться, что не упустила ничего важного. С самого начала… Она представилась журналисткой «La Rivista per misteri e occulta»… Даже в такой момент ее мучила тоска по упущенной жизни. Она выбрала этот журнал, потому что когда-то, давным-давно, там была заметка о ней, о ее так называемом «астральном даре». Но тогда она, наверное, еще не умела читать… Всё, относящееся к первым годам ее жизни, Елена вспоминала как сон.

Мед слишком сладкий… Она закрыла банку и подошла к зеркалу над комодом.

Провела пальцами по скулам, дотронулась до некрашеных губ. Взлохматила короткие волосы… Как она ни гнала от себя эту мысль, она прекрасно знала, на кого похожа.

Miele di Acacia, цветочный мед с запахом ванили…

Елена прислонилась лбом к зеркалу, пытаясь отогнать мысль об одинокой женщине, выходящей из банка Фатера… женщине, которую оттолкнула ее собственная шестилетняя дочь.

Miele di Acacia, цветочный мед… и рикотта, мед и рикотта, печенье… они с сестрами брали рикотту с собой на пляж. Вкус лимонного сока, неаполитанская жара и запахи, запахи…. Вонь от свалки, проникающая через балконные двери в квартиры всего жилого района. Она помнит, как пыталась затворить дверь – запах иногда становился просто невыносимым, – но ручка была слишком высоко, а она слишком мала.

И мамино лицо… светлый овал, вискозное платье – ей тогда казалась, что у мамы вторая кожа, красиво поблескивающая в солнечных лучах… Беззаботный смех сестер. Она попыталась хотя бы мысленно вернуться в тот день, который изменил всю ее жизнь.

День, когда впервые обнаружился ее «астральный дар».

16. Стриндберг

Дело шло к вечеру. Начался моросящий дождь. Заблестели зеленью черепичные крыши, кроны вековых дубов Скансена окутались дрожащей дымкой. Но в похожей на крипту библиотеке ничего не изменилось. Здесь было невозможно отличить день от ночи. Они сидели за столом в мягком свете хрустальной люстры. Эберляйн барабанил пальцами по крышке тяжелой металлической шкатулки. Дону удалось прочитать название:

СТРИНДБЕРГ 1895–97

Человек-жаба принес шкатулку и вновь занял свое место на табуретке у книжных полок, лицо его было в тени. Рядом с Доном, откинувшись на спинку стула, сидела Эва Странд – нога на ногу, руки скрещены на груди, губы плотно сжаты.

Эберляйн, прекратив наконец выбивать дробь, нарушил молчание:

– Итак, чтобы помочь вам представить всю картину… Позвольте начать с вопроса: вам известна пустыня Такла-Макан?

При этих словах человек-жаба за спиной глубоко вздохнул.

– Пустыня Такла-Макан… – продолжил Эберляйн, не обратив на вздохи ни малейшего внимания. – Такла-Макан – это океан песка. Начинается пустыня на Памире, который справедливо называют Крышей мира, и простирается до северо-западных районов Китая. Арктические морозы зимой, а летом – доменная печь, жара свыше пятидесяти градусов. Говорят, ад на земле. Во всяком случае, жить там невозможно, и до конца девятнадцатого века эта область была удостоена на картах лишь большого белого пятна… Terra incognita величиной с Германию. В те времена никто не знал, что там происходит, даже местные жители. Вся доступная литература – несколько строк из дневника Марко Поло четырнадцатого века. Красочный рассказ о каких-то древних городах, похороненных под стометровыми дюнами. Первым, кто решился снарядить туда экспедицию, был ваш земляк, Свен Хедин[34].

Дон переменил позу. Стул под ним снова крякнул.

– Вы, похоже, знаете про его путешествия, – заметил его жест Эберляйн.

– Я сохраняю глубокую и неистребимую память об Адольфе Гитлере и считаю его одним из величайших людей, когда-либо рожденных на земле, – сообщил Дон.

Человек-жаба за спиной снова вздохнул и проворчал что-то нечленораздельное. Эберляйн нахмурился.

– Это слова Свена Хедина о Гитлере. Уже в конце войны. «Я сохраняю глубокую и неистребимую память об Адольфе Гитлере и считаю его одним из величайших людей, когда-либо рожденных на земле»… Ему пожаловали рыцарский орден – это Свену-то Хедину!

– Политические взгляды Хедина не имеют ни малейшего отношения к предмету нашего разговора, – сказал немец, отодвинул шкатулку и подался вперед. – Никакого отношения, – повторил он с нажимом. – Речь идет о событиях, произошедших давным-давно, задолго до обеих войн. Свен Хедин был тогда еще совсем молодым путешественником, ему еще и тридцати не было. В начале 1895 года он начал свою экспедицию в Такла-Макан. Сначала поездом от Санкт-Петербурга до Ташкента в русском Туркестане, потом через замерзшие степи в коляске с меховой полостью, а дальше на своих двоих, с проводниками из киргизских кочевников. Через перевалы Памира… на высоте пяти и больше тысяч метров. Наконец, пятого января 1985 года он прибыл в Кашгар, оазис на самом краю Такла-Макана. Это город, где тысячи лет назад проходил Великий шелковый путь. Свен Хедин ушел в пустыню двадцать второго января – с одноместной палаткой, набором инструментов и винтовкой. Его сопровождали два верблюда, несколько ослов и слуги. Тогда он еще ничего не знал о песчаных бурях, способных изменить карту пустыни за считаные часы. Он не принял во внимание советы доброжелателей в Кашгаре – поговаривали, что в пустыне людям иногда слышатся странные голоса, они делаются словно околдованные, теряют ориентацию и гибнут в песках. Первые и вторые сутки все шло по плану. Группа разбивала палатки под открытым небом, а Свен Хедин угольным карандашом вычерчивал геометрию местности, чтобы не потерять направление. Но на третий день началась песчаная буря. Хедин писал потом, что она продолжалась семьдесят семь часов. Ни больше ни меньше. Когда черное облако улеглось, окружающий пейзаж полностью изменился. Ветер не только передвинул стометровые дюны, кое-где он их просто снес, и там, где три дня назад лежал песок, стояли окаменелые деревья, протягивая к небу сучья, засохшие в незапамятные времена. Хедин шел от ствола к стволу и вдруг заметил, что из песка торчат какие-то белые дощечки. Он подошел поближе – это были остатки забора. Хедин со слугой пошли вдоль этого забора на запад, и меньше чем через километр они увидели несколько домов… руины города, похороненного под столетним… кто знает, может быть, и тысячелетним слоем песка. Хедин писал потом, что слуга требовал немедленно уйти с нехорошего места. Местные жители называли его Город Слоновой кости и были уверены, что там обитают злые духи. Но сам-то Свен Хедин чуть не плясал от радости – он был уверен, что нашел новые Помпеи! В самых же первых записях он указывает, что дома построены из дерева, точнее – из тополя. Представьте только – из тополя! Из тополя – в мертвой пустыне, в море песка! На вид белые фасады были очень прочны, но стоило дотронуться до них стеком, и они рассыпались, как разбитое стекло. Свен Хедин сделал много зарисовок – некоторые стены оказались покрытыми чем-то наподобие фресок: обнаженные молящиеся женщины с метками на лбу – Хедин решил, что это кастовые метки, как в Индии, – воины с необычным оружием, а рядом изображение Будды с цветком лотоса в руках. В общем, Хедин пришел к выводу, что перед ним культовое сооружение, что-то вроде храма. Сегодня это место известно как Дандан-Уйлиг, Погребенный город.