Чарльз Вильямс - Канун дня всех святых Страница 30

Каждый вызывал утроенную энергию одобрения и восхищения. Требовали, чтобы трое проповедников встретились и начертали свое священное писание, а также политические взгляды, чтобы они полностью приняли на себя бразды правления. Так было с ним в Америке и, несомненно, было бы и здесь, если бы он не ушел деликатно в тень. Во всем мире, не считая самого Клерка, только она знала, что на самом деле двое других — вообще не люди, а приспособления, автоматы, плоть от его плоти и кость от его кости, но лишенные воли и души.

Она знала, почему он стремится к уединению. Наверное, он уже сейчас справился бы со всем миром, но предпочитал не спешить. Волшебное ораторское искусство вкупе с гипнозом, чудесные исцеления и другие таланты быстро приводят к идолопоклонству, однако всегда остаются отдельные трудновоспитуемые, и вот для них-то приходилось пока прибегать к искусству личного обольщения, им предназначался этот сухой шепоток: "Ты — не такой, как все, ты не подлежишь закону, ты — особенный". Он играл на обеих струнах, управлял толпами, но не пренебрегал и отдельными душами. Она сама попалась когда-то на эту удочку: и ей еще повезло, потому что она оказалась полезной и даже стала матерью его ребенка. Облегчит ли это чувство покинутости? Вряд ли.

Даже когда свершится то, ради чего призвали в этот мир Бетти, и дочь их уйдет в духовные пространства, она не станет ближе к нему. Он ведь и сам уже почти дух. Скоро именно духи станут его спутниками, и тогда…

Только сначала ему все-таки придется совершить то, что так долго откладывалось. Когда через Бетти будет установлена связь с тем, иным, миром, ему придется отправиться в Европу, а может, и дальше — в Персию или Индию. Туда же должны будут прийти его двойники, за каждым из которых стоят толпы и толпы фанатичных приверженцев. Обряд воссоединения свершится в тайне, и тогда все будет в его руках.

Она отвела от него глаза, только она одна среди всех собравшихся могла воспринимать одновременно и Клерка, и происходящее вокруг, и поэтому видела, как начинают терять разум остальные. Они начали медленно раскачиваться взад-вперед; лица утрачивали осмысленное выражение; руки протягивались к нему. Они все больше походили на насекомых с той картины, а лица их приобретали все больше сходства с его собственным.

Едва взглянув на картину Джонатана, она узнала лицо, которое так часто видела в этом доме, узнала пустой и беспомощный взгляд умалишенного. Потому и разозлилась так сильно. Но он-то не мог видеть себя в эти минуты. Она быстро взглянула на Ричарда — пора бы и ему ощутить власть здешнего хозяина.

А для Ричарда эта опасность действительно подступила вплотную. Он думал о любви, о том, что могло бы означать это слово для него, доведись ему встретить какую-нибудь отзывчивую душу. Ведь Лестер понимала его далеко не всегда. Какие-то ее ритмы плохо согласовывались с его собственными. Он шевельнулся, словно пробуя свой собственный ритм, совсем немного: вперед-назад, вперед-назад. Глаза открылись чуть пошире, голова чуть запрокинулась, и тут его взгляд упал на женщину, сидящую напротив. Она показалась ему такой же, как накануне, и внезапно он вспомнил картину Джонатана.

Он вспомнил насекомых и с удивлением увидел их вокруг себя. Ах, вот оно что! Он попал под какое-то влияние, что-то воздействовало на его сознание. Ричард с некоторым усилием заставил себя выпрямиться, сесть ровно и собраться. Да, он неосторожно подошел к самому краю, но в последний момент успел отпрянуть. Он подумал о Лестер, но не о красоте ее и не о страсти; он представил себе, как она сердится, и в тот же миг на пороге вечности услышал голос, тот самый, что недавно звучал на Вестминстерском мосту. Он, как живой, раздавался у него в ушах: "Почему ты заставляешь меня ждать?" Сознание взметнулось в тревоге: если она ждет, что он тут делает?

Он снова стал собой — "плохонькое создание, зато свое"; по крайней мере, его больше не раскачивало то существо на троне. Вернулась природная рассудительность.

Он огляделся и сразу заметил круглое окно. Он услышал голос Клерка, который все еще говорил, но теперь звук был такой глухой и странный, что Ричард едва признал его за голос. Он больше походил на эхо выкрика за углом коридора, только это эхо не усиливало, а ослабляло звук, словно он исходил из глубокого круглого окна в толстой стене. То, что оно круглое — не странно, бывают всякие, а вот почему оно такое толстое? Простое окно, выходящее во двор на какую-то пустую площадку… Нет, кто-то был там, кто-то заглядывал в окно, какая-то женщина.

Он испытал огромное облегчение, когда обнаружил, что это не Лестер. И все же чувствовал, что с Лестер она как-то связана. Она уже входила в комнату, входила прямо сквозь стену. Она улыбнулась, и по этой улыбке Ричард тут же узнал ее. Эвелин, подруга жены, погибшая вместе с ней. Она улыбалась Клерку, и, мельком оглянувшись, Ричард увидел, как по лицу сидящего на троне скользнула гримаса, заменяющая улыбку. Он услышал, как с отзвуком человеческого голоса смешивается другой звук — высокий звук не то трубы, не то флейты, упавший из поднебесья, как птичий крик, только птицы здесь были ни при чем. Ричард прикрыл глаза, но и сквозь опущенные веки видел, как эти двое улыбаются друг другу. И звук, и гримасы с очевидностью подсказали ему, что происходит преступление. Он чувствовал, что стал свидетелем неземной встречи, самым ужасным в которой было именно это показное дружелюбие. Если бы он иначе относился к этим вещам, то сказал бы, что в комнате запахло проклятием и вечными муками. Но тут была только улыбка — ни боли, ни протеста, но какая-то ужасающая непристойность таилась за всем этим. У него на глазах рушился духовный закон. Он видел неподвижно сидящего мужчину и наполовину вышедшую из стены женщину, ничтожнейшее существо, однако настолько исполненное низости, что его чуть не стошнило.

Ричард не знал, сколько это продолжалось; просто вдруг все встали, и он тоже почувствовал, что может держаться на ногах, а потом все, кто был в комнате, повернулись и вышли вон.

Глава 6

Воды мудрости

Когда Лестер вошла в дом на Хайгейт, по-земному времени было около пяти утра, а в Городе только начинало смеркаться. Этот слой бытия и в пространстве, и во времени мало зависит от своих земных подобий. Сам Город решает, где, как и когда должен жить каждый из его обитателей, пока не освоится в нем. Немногие поначалу понимают, что разные события могут происходить практически одновременно. Вот и Лестер еще не успела отвыкнуть от обычной временной последовательности и не могла воспринимать несколько событий сразу. Здешние старожилы, те, кто давно и свободно жил в Городе, владели иным способом познания, недоступным новичкам, но что и как скажешь о нем, если человеческий язык не в состоянии выразить возможности полновластной, искупленной человеческой природы. Лестер не слишком быстро, но и не медленно выясняла возможности своего нынешнего состояния, но объясняла их пока по-старому.