Вера Крыжановская-Рочестер - Дочь колдуна Страница 31

– А со шкатулкой что вы сделали? – спросила Надя.

– Она здесь, со мной. Я никогда не расстаюсь с ней и считаю, что она приносит мне счастье.

– Ах! Пожалуйста, покажите нам этот чудесный ларец, – просила Надя.

– Он его не покажет, если уж мне, своему двоюродному брату и другу, никогда ни одним словом не обмолвился о своей чудесной находке. Он побоится, что мы сглазим ее! – поддразнивал Масалитинов.

– Вовсе нет. В шкатулке есть предохранительное средство против дурного глаза и я сейчас принесу ее, так как этого желает Надежда Филипповна. А тебе я ничего не говорил, чтобы не вызывать глупых шуток, – ответил Ге – оргий Львович, вставая.

Четверть часа спустя он ставил на стол большой ларец черного дерева, оказавшийся действительно художественным произведением древнего восточного искусства. Стенки были покрыты резьбой и инкрустацией из перламутра, золота и розового коралла; а среди арабесок, необыкновенно тонкой и изящной работы и драгоценных камней, было выделано имя Аллаха и изречения Корана; золотой ключик изображал крылатого дракона и тоже был чудной работы. С любопытством и восхищением все окружили стол, а Замятин сказал, что ларец сам по себе является крупной ценностью.

– Да. Один археолог, случайно видевший его в Париже, так как я обыкновенно не показываю мое сокровище, предлагал мне за него двадцать пять тысяч рублей. Но я никогда его не продам, разумеется, – ответил Георгий Львович, открывая ящик.

Внутренность шкатулки была покрыта золотыми полосками, а на крышке виднелась арабская надпись из жемчуга и рубинов.

– Боже, как я хотела бы знать, что там написано! – воскликнула Надя.

– Написано: «Я принадлежу Гассану, бен-Юсуфу, и подарен калифом Абу Абдалла», – ответил Ведринский.

Он снял толстый кусок красного шелка, обшитый золотой бахромой, – свежей и блестящей, словно вчера сделанной, – а потом начал доставать и показывать содержимое шкатулки. Сначала он вынул несколько золотых монет с вычеканенным именем Абу Абдаллы, или Бообдила, последнего царя Гренады, и отца его, Мульци-Гассема, а затем достал продолговатую золотую коробочку, осыпанную бирюзой, в которой находились неоправленные камни.

– А вот это более всего понравится дамам, – сказал он и вынул из шкатулки широкий золотой обруч, усыпанный рубинами и украшенный вокруг подвесками крупного жемчуга. Два широких, крайне своеобразных браслета, огромной стоимости, и ожерелье заканчивали чудные уборы.

– Эти украшения назначаются моей невесте, если я, вообще говоря, когда-либо женюсь; ну, а если останусь холостяком, его получит племянница моя – любимица и крестница, – сказал Георгий Львович, смеясь и укладывая убор в ящик. – А вот кинжал и перстень, которые я считаю охраняющими против «глаза», – объяснил он, доставая два футляра древней формы. – Прежде кольцо. Осмотрите золото и эти три бриллианта: голубой, розовый и белый; посредине треугольника точно колышется капелька, которая дрожит, отливая всеми цветами радуги. Бог знает, что это за странное вещество. Маленький кусок находящегося при них арабского пергамента, который разобрал мне один востоковед, гласит, что эти две вещи – магические, а кольцо обладает необыкновенным могуществом против сил зла и охраняет носящего его владельца от злополучных влияний. А так как Иван Андреевич говорит, что здесь, особенно на острове, таятся злые силы, то я надену кольцо, – прибавил Ведринский полушутя, полусерьезно, надевая перстень.

– И хорошо сделаете, – ответил адмирал, беря кинжал и вынимая его из ножен.

Оружие было, очевидно, очень древнее и неизвестного, но, несомненно, восточного образца; широкая рукоятка была инкрустирована странными знаками, а на тонком блестящем клинке были выгравированы красным кабалистические знаки. Адмирал внимательно осмотрел таинственное оружие, а потом молча передал его Замятину.

Рассказ Ведринского и содержимое шкатулки служили предметом разговора в течение всего вечера; разошлись поздно и с большим сожалением, – до такой степени все были заинтересованы таинственной и необъяснимой историей.

На следующий день, после завтрака, все общество, за исключением Замятина с женой, отправилось на остров осматривать «дьявольский» дом и подбодрить слуг, которые упорно не хотели идти туда для приведения в порядок помещения, что было однако необходимо ввиду желания г-жи Морель поселиться там с Милой. Уступая наконец настояниям Нади, сопровождать их согласился и адмирал.

– Я буду спокойнее, если ты поедешь с нами, крестный, – шепнула она ему. – У тебя талисман доктора Иоганнеса, а это гарантия от злых духов.

– Будьте спокойны, Надя, – насмешливо сказал расслышавший ее слова Масалитинов. – Между нами нет колдунов, а на таких незначительных и безобидных людей, как мы, злые духи даже не обратят внимания.

VII

Когда приставали к острову у каменных ступеней, всем стало почему-то тяжело. Кругом все было запущено, а массивное здание производило мрачное, зловещее впечатление. Густой слой скопившейся за двадцать лет листвы застилал все толстым ковром; ни аллей, ни цветников нельзя было найти, а входная дверь и ступеньки крыльца были завалены листьями, ветками и полузанесены песком. Садовникам и другим рабочим пришлось начать с расчистки загражденного входа, чтобы отворить хотя бы дверь.

Сначала они вошли в прихожую, а потом в залу, которая стеклянной дверью соединялась с террасой, упоминаемой адмиралом в его рассказе. Воздух был тяжелый и пахло сыростью, а сквозь грязные, запыленные и затканные паутиной оконные стекла еле пробивался тусклый свет. Чтобы дать доступ свежему воздуху, тотчас настежь открыли двери на балкон. На террасе стояли по-прежнему камышовые стол, стулья и кресла, сгнившие и покосившиеся; большая гранитная ваза, прежде наполнявшаяся цветами, теперь была полна мусора; пустовавший бассейн перед террасой завален был, как и все вокруг, сухой листвой и хворостом. Под таким неприятным впечатлением компания вошла снова в покинутый дом, для его осмотра.

Побывав в зале, где загадочно погиб Красинский, а Вячеслав столь чудесно ожил, они осмотрели часы, изображавшие голову Мефистофеля. Часы стояли, и мрачные глаза адского духа с удивительно злобным выражением смотрели на посетителей.

– Фи! Я попрошу папу выбросить эти отвратительные часы. Можно ли выдумать что-нибудь подобное! – заметила Надя, содрогаясь от жуткого чувства. – Даже в неподвижном состоянии эти гадкие глаза бросают в дрожь, а когда они вращаются, должно быть, еще хуже.

– Жаль уничтожить здесь что-либо. Дом утратил бы свой демонический стиль, который удивительно выдержан. В этом надо отдать справедливость строителю его, – заметил Михаил Дмитриевич.