Шон Хатсон - Жертвы Страница 31

Возникал вопрос: зачем?

И более важный: можно ли обезвредить его до того, как он доведет свой счет до семи?

Глава 27

Она тихо постанывала в его объятиях и чувствовала, как его рука скользнула ей под халат. Быстрые пальцы коснулись ее груди, и сосок под опытной и ласковой рукой напрягся. Она обвила рукой его шею, прижавшись к нему всем телом, и ее язык нырнул во влажное тепло его раскрывшихся губ. Он ответил с жадностью, ощутив под джинсами первые признаки эрекции.

Они стремительно отпрянули друг от друга, когда в дверь фургона кто-то три раза громко постучал.

— Черт! — в сердцах бросила Лиза Ричардсон, торопливо затягивая пояс халата вокруг талии. Она отвернулась и уселась поближе к зеркалу, занявшись изучением своего лица. В свои тридцать пять она была, мягко говоря, «хорошо сохранившейся». Пятнадцать лет в качестве одной из ведущих актрис страны не очень сказались на ней: морщин на ее лице было куда меньше, чем у других женщин ее профессии. Тело ее тоже сохранило прежние юные формы. Она была высокой, с пышной грудью, что особенно было заметно на фоне узкой талии и бедер. Приятные черты лица, каштановые волосы до плеч, заколотые сверху, на лбу шелковистая челка. Глаза, как кусочки изумруда, лучились скрытым озорством.

Лиза Ричардсон находилась в трудном для актрисы возрасте. Слишком молода, чтобы играть характерные роли, и уже старовата для «невинности с глазами-росинками», а этого она переиграла за свою актерскую жизнь немало. Приходилось сниматься в фильмах наподобие «Астроканнибалов». Это была уже вторая роль с начала года, причем первая — приключенческая — картина оказалась такой низкопробной поделкой, что с треском провалилась как в Штатах, так и в Европе. Лиза участвовала в двух телевизионных шоу в Штатах, но импресарио убедил ее сыграть роль в этом фильме ужасов преимущественно ради денег, а здесь, как ни странно, платили хорошо.

Да и другие блага сулили эти съемки.

Сейчас она сидела и смотрела как раз на одно из них.

Колин Робсон был на четыре года моложе Лизы — атлетически сложенный, ценивший свою ответственную должность помощника режиссера. Их связь с Лизой длилась шесть последних недель, и ни один из них не предпринимал усилий, чтобы скрыть этот факт. Он был не связан супружеским обетом, а ее муж находился в Америке. Да и кому, к черту, какое дело?

Робсон подошел к двери фургона, открыл ее и, выглянув, увидел Фрэнка Миллера.

— Ба, какой сюрприз! — съязвил Миллер. — Подумать только, ты здесь, и все такое.

— Что ты хочешь, Фрэнк? — вяло спросил Робсон.

— Мне нужна очаровательная мисс Ричардсон. — Миллер помахал перед его носом сценарием. — Тебе должно быть известно, что после обеда ей предстоит появиться перед камерами. — Он слабо усмехнулся. — Надеюсь, вы этим и занимались — репетировали.

Робсон отступил назад, пропуская специалиста по киноэффектам в фургон, и зло прищурил глаза, глядя на широкую спину Миллера.

— Зайдите, пожалуйста, ко мне в гримерную, — сказал Миллер с такой вежливостью, на которую только был способен. — Грим очень сложный, а я оставил там все свои записи.

— Я говорила Дикинсону, что не собираюсь носить это дерьмо на своем лице, — сказала раздраженно Лиза. — Не знаю, почему он так настаивает.

— Но послушайте, Дикинсон придерживается сценария. Мне платят за грим, так что, если не возражаете, мне бы хотелось заняться своей работой. На вас, — добавил Миллер, глядя ей прямо в глаза.

— Может, позвоним Филу и спросим, так ли уж действительно ему нужен этот грим целиком? — вставил Робсон.

Слегка повернувшись и с жесткостью в голосе, Миллер заговорил:

— Мы что, будем открывать дебаты? Этого требует сценарий. Тут необходим определенный грим, не вижу смысла спорить. — И он отпил глоток из своей фляжки.

Вид у Лизы был обиженный.

Миллер снова обернулся к ней, и их взгляды встретились.

— Я сказала Филу, что не хочу носить этот грим. — Актриса поджала губы.

— Мне он ничего не говорил.

— Я думаю, Лизе виднее, — вмешался Робсон.

— Ты кто, помощник режиссера или, может, постановщик? — рявкнул на него Миллер. — Я пришел сюда выполнять свою работу. А как насчет вас: вы собираетесь работать или будете стонать весь день?

— Знаешь, Миллер, ты мог бы быть снисходительнее, если бы не пил так много, — сказал Робсон, показывая на фляжку.

— Я же не учу тебя, как прижимать прелестную Лизу, — ядовито заметил Миллер, — не учи и ты меня, сколько мне пить.

Лиза покраснела и вскочила.

— Вызовите Дикинсона, я не потерплю, чтобы гример разговаривал со мной таким тоном. Что вы из себя строите, Миллер? — зло бросила она.

— Ну, со мной эти ваши «звездные» штучки не пройдут, — ответил он. — Вы даже не бывшая, вы — никогда не бывшая.

— Подонок, — зашипела актриса, делая шаг к Миллеру.

— Убирайся отсюда, Миллер! — прорычал Робсон.

— Ты что, будешь драться со мной? — с вызовом воскликнул Миллер. — Ну, давай, сосунок, покрасуйся перед своей бабой. — В голосе Миллера слышалась ярость, и его действия свидетельствовали о том, что он не на шутку взбешен. Миллер схватил попавший под руку табурет и замахнулся им, как дубинкой. — Убью!

— Да ты спятил! — обомлел Робсон.

— Может, ты и прав, — согласился Миллер.

— Ладно, Колин, не заводись, — сказала Лиза. — Разумеется, он спятил. К тому же он и специалист-то никудышный. Я работала с гримерами получше...

Больше она уже не смогла ничего сказать.

С яростным ревом Миллер замахнулся и бросил табурет в актрису. Лиза с визгом упала на пол, чудом увернувшись от пролетевшего над ее головой табурета. Табурет угодил в зеркало, со звоном разлетевшееся на мелкие кусочки. Длинный осколок вонзился ей в левую руку, порезав до крови. Весь пол был усеян мелкими брызгами серебристого стекла. Миллер, подобрав большой осколок, с силой сдавил его, не замечая, что его острый край впился ему в руку. Кровь закапала из ладони и запястья, на мгновение в куске зеркала мелькнуло его перекошенное злобой лицо. Миллер подскочил к перепуганным любовникам, тыча осколком в грудь то одного, то другого.

— Да ты и в самом деле рехнулся, — выдавил из себя Робсон, косясь на острие стеклянного оружия в руке Миллера.

— Вызови полицию, Колин, — затараторила Лиза и ударилась в плач.

Робсон стоял как вкопанный, боясь отвести взгляд от стеклянного кинжала.

Наконец Миллер, словно опомнившись, бросил осколок на пол — тот разлетелся вдребезги. Он достал из кармана носовой платок, обмотал кровоточащую рану на ладони, повернулся и направился к выходу из фургона.

— Лучшего мастера, чем я, никогда не было, — сказал он прерывающимся от негодования голосом. — И никогда не будет.