Уильям Ходжсон - Ночная Земля Страница 31

Урочище, Где Безмолвные Убивают, — место предельно нагое; повсюду скалы, нигде не увидишь куста, там трудно укрыться; а вот жерл там достаточно, хотя ни одного из них нет на картах, которыми располагают в Пирамиде. Не замечал их и я, пробираясь между моховых кустов к северу от Урочища, постоянно со страхом оглядываясь на него, чтобы вовремя заметить появление кого-нибудь из Безмолвных посреди каменистой равнины.

В отношении Урочища, где Безмолвные Убивают, уместно поведать, что над уединенным покоем его всегда стоит как бы облачко слабого света. Иногда он кажется сероватым, словно бы источником его является покрывший скалы лишайник, — так бывает и в наши дни, надо лишь знать, куда и в какое время приходить, чтобы увидеть подобное свечение. Свет сей выглядел очень холодным и зловещим; в нем ничего нельзя было разглядеть, но глазу казалось — если внимательно приглядеться, — что в нем там и сям сновали безмолвные тени. Никто не знал, действительно ли серый туман образует подобные складки, или же он просто дурманит Разум, мешая глазу воспринимать Реальность. Тем не менее, Великая Подзорная труба как будто бы придавала своему изображению некоторую точность и ясность, однако подробностей мне не удалось увидеть и вблизи.

Итак, я пробирался от куста к кусту с предельной осторожностью, ибо всю свою жизнь предельно боялся этого Места, хотя часто разглядывал серую и унылую равнину, а иногда как будто бы различал в дымке силуэты Безмолвных — тихие и задумчивые.

Однако на мое счастье в тот миг ничего похожего не было видно, почему я и отправился дальше, и наконец достиг места, где серая равнина преграждала мой путь по Ночной Земле; кусты здесь кончалась, и мне предстоял долгий обход.

Засев среди моховых кустов, я принялся думать, осматривая местность сквозь дырку, которую проделал в зарослях. Я заметил, что лежавший передо мной открытый участок равнины невелик и его можно было быстро перебежать, что избавляло меня от утомительного кругового обхода. К идее этой приходилось относиться весьма серьезно, и я внимательно вглядывался в серую пустошь перед собой и наконец увидел, что вокруг действительно никого нет.

Я уже решил рискнуть и перебежать к противоположной стене растительности. Едва я высунулся из куста, как увидел в серой дали силуэты и, покрывшись холодным потом, мгновенно нырнул в укрытие из ветвей.

Тем не менее, я поторопился взглянуть на них. Теперь на равнине передо мной находилось нечто вполне определенное. Я вглядывался с огромной тревогой, и вот — о! — лицом ко мне выстроилась череда тихих и зловещих фигур; закутанные в одеяния, они не шевелились, не испускали и звука, просто стояли среди серой дымки; и глядели, глядели на меня… сердце мое слабело, и я ощущал, что моховой куст не в силах укрыть меня от их взглядов. Ведь они, тихие, воистину были Безмолвными, а я находился очень близко к Урочищу Погибели.

Я не шевелился долгое время, потому что просто окоченел, замороженный страхом, и все же наконец заметил, что Безмолвные не приближались ко мне, но просто преграждали дорогу, не намереваясь убивать меня.

Тут отвага отчасти вернулась в мое сердце и, повинуясь духу, я заставил себя шевельнуться и пополз обратно. Удалившись от края кустов, в смятении и тревоге, я совершил великий обход вокруг равнины Безмолвных, и, только выйдя к северо-западу, несколько ободрился сердцем; ощутив, некоторую непринужденность, я чаще поднимался на ноги, но все равно мне казалось, что я нахожусь под перекрестным наблюдением со всех сторон.

Потом я наконец обнаружил, что провел на ногах двадцать четыре утомительных часа и уже не могу не искать безопасное место для сна; но тем не менее я не верил в свою безопасность, потому что дважды за тот день был близок к весьма мрачной кончине, и не мог исключить того, что во тьме меня выслеживает тайный преследователь. Поверьте, я находился в великом отчаянии; испуг ослаблял мое сердце, я ощущал великую тоску по родному и безопасному дому. Но я заставил себя продолжать путь, не прекращая со скорбью вспоминать о зове моей любви, еще недавно доносившемся ко мне из безмолвных глубин вечной ночи. Одни только мысли о Наани придавали силы моему духу, оживляя в душе моей тревогу за нее, стремление уцелеть в пути и спасти любимую.

Потом я заметил чуть к северу несколько огненных жерл и решил расположиться на ночлег возле них; вокруг царил жестокий холод, и меня согревала уже одна мысль о том, что можно будет устроиться на ночлег у огня; чему тут удивляться, скажете вы.

И я направился бодрым шагом к пылавшим в ночи огненным жерлам, торопясь буквально к собственной смерти, как вы сейчас поймете. Еще не приблизившись к первому из них, я заметил, что свет исходит из просторной низины среди зарослей моховых кустов, а огненное жерло пылает в самых ее глубинах.

Но я стремился, торопился к теплу, поспешая в ущерб осторожности, и скоро оказался на краю низины, к счастью, под прикрытием зарослей.

Не успел я раздвинуть кусты и шагнуть во впадину к жерлу, как внизу хрипло забасил громкий и низкий голос. Ужасный для слуха, он произносил непонятные мне слова столь чудовищным образом, как если бы заговорил дом; странное ощущение, но именно так мне и показалось в тот миг. Я быстро отодвинулся назад и застыл в страхе, боясь шевельнуться, боясь отступить еще дальше, чтобы не выдать себя твари, к которой неосторожно приблизился. Тело мое содрогалось, так боялся я, что меня заметят; поймите же глубину страха, овладевшего мной. Я лежал и не шевелился очень долго… весь в поту, трепеща, ибо басовитый голос был полон самого мерзкого зла.

Я пытался было раствориться среди моховых кустов, когда грубый голос заговорил вновь, на этот раз ему ответил второй; мне казалось, что я присутствую при беседе людей, каждый из которых был ростом со слона и не ведал даже крохи добра, будучи полным чудовищем. Две жестоких, хриплых и могучих глотки неторопливо исторгали звуки, которые мне хотелось бы донести до вас, чтобы вы услышали их моими ушами и испытали весь пережитый мной ужас. Но вскоре настала долгая тишина, и чрезмерный страх мой наконец поумерился, и, чуть успокоив себя, я переменил позу, сделавшуюся очень неудобной.

Снизу не доносилось ни звука. Любопытствуя, невзирая на перенесенный испуг, я протянул вперед руку и очень осторожно отвел ветвь мохового куста от лица. Потом, припав к земле, я лег на живот, и — поскольку находился очень близко от края котловины, — заглянул вниз.

Передо мной открылось весьма странное и жуткое зрелище: в центре низины располагалось огромное огненное жерло, а в склонах ее были устроены ниши, в которых, как в берлогах, лежали гиганты. Я видел поблизости громадную голову, торчавшую над поверхностью земли, спящая тварь напоминала огромного человека. Из другой ямы торчали ягодицы другого гиганта, свернувшегося в своем жутком сне, и так было со всех сторон. Память подсказывает мне, что их было около двадцати, но у меня не было времени на подсчет. Дело в том, что, мельком разглядев спящих и уродливых великанов, я заметил по ту сторону огня троих бодрствующих Гигантов, каждый из которых был выше слона. Их шкуры, заросшие жестким и мерзким с виду волосом, показались мне ржавыми; кожу покрывали всякие прыщи и бородавки, — великаны явно не знали одежды. Между ними лежала туша огромной собаки, показавшейся мне ростом с коня. Гиганты снимали с пса шкуру, и я понял, что тварь эта была из тех жутких чудовищ, которых мы называем Ночными Псами.