Дин Кунц - Потерянные души Страница 31

Более того, когда Виктор умер, умерли и все его создания, за исключением Девкалиона. В модифицированном теле Виктора находились топливные элементы, которые преобразовывали электричество в другую поддерживающую жизнь энергию, которую изобрел Виктор. Когда он умер, эти топливные элементы через спутник передали всем Новым людям, созданным в Новом Орлеане, особый сигнал, смертоносный сигнал, убивший их всех. Раз Виктор не смог стать их бессмертным богом, он не допустил, чтобы они пережили его хотя бы на час.

– Сам факт их смерти, а мы это видели собственными глазами, доказывает, что в теле Виктора не осталось и толики жизни, – заявила Карсон, кружа по кабинету.

– Возможно, это доказывает только то, что ты сейчас сказала, – Девкалион покачивал Скаут на руке. – Но он был гением, пусть и свихнувшимся. И я абсолютно уверен в том, что у него был план на случай чрезвычайных обстоятельств, позволяющий пережить смерть собственного тела, выжить не душой в аду, а во плоти и в этом мире.

– Ты говоришь, что знаешь о его появлении, – гнула свое Карсон, – но на самом деле ты только чувствуешь, что он все еще здесь. Тебе неизвестно, каким мог быть его чрезвычайный план, и где сейчас Виктор, и что делает. Разве мы можем кардинально изменить свою жизнь и броситься за фантомом, основываясь только на чувстве?

Глаза Девкалиона вновь запульсировали отблесками молнии, давшей ему жизнь.

– С учетом того, что вы обо мне знаете, ты, возможно, согласишься, что чувство, о котором идет речь, нечто большее, чем эмоции, большее, чем истина, постигнутая интуицией. Гораздо большее. Это откровение.

Карсон повернулась к Майклу, но тот покачал головой и посмотрел в окно, как бы говоря: «Если ты собираешься спорить с двухсотлетним мудрецом, обладающим сверхъестественными способностями, дело твое, но, пожалуйста, полной дурой выставляй себя без моей помощи».

Сидя на руке монстра, как он сам себя называл, Скаут принялась дергать его за лацкан пиджака, словно требуя к себе внимания. Малышка восторженно улыбалась татуированному лицу Девкалиона, чувствуя, что у него на руках она в полнейшей безопасности, как если бы ее охранял сам архангел Михаил, небесный воитель.

– Даже если он каким-то образом жив, – не сдавалась Карсон, – даже если ты сможешь как-то его найти, разве мы с Майклом можем сделать что-то такое, чего не сможешь сделать ты? С твоими способностями. С твоей… силой.

– Вы можете передвигаться открыто, в отличие от меня, с моим лицом и иногда начинающими пульсировать светом глазами. Но в любом случае я не могу уничтожить его в одиночку. Как и прежде, мне нужны союзники. И я знаю, что у вас достаточно храбрости и ума, чтобы побеждать драконов. Я не знаю, к кому еще обращаться.

На мгновение Арни отвлекся от шахматной доски.

– Ты знаешь, что сделаешь это, Карсон. Майкл знает, и ты тоже знаешь. Ты рождена для того, чтобы давать пинка тем, кто этого заслуживает, и наводить порядок.

– Это не компьютерная игра, Арни, – возразила Карсон.

– Да, это не игра. Просто все, что тысячи лет было в мире неправильно, вылезает теперь с новой силой. Возможно, Армагеддон нечто большее, чем название фильма с Брюсом Уиллисом. Может, ты не Жанна д’Арк, но ты куда сильнее, чем думаешь.

За два года, прошедшие с того дня, как Девкалион вроде бы простым прикосновением рук излечил Арни от аутизма, Карсон иной раз думала, что гигант не только забрал болезнь, но и что-то дал ее брату. Мудрость, несвойственную подросткам такого возраста. И не только мудрость. Возможно, некую черту характера, некое качество, о наличии которого она знала, но не могла выразить это словами.

Она повернулась к Девкалиону.

– Если мы хотим помочь, если можем, что нам делать? Если Виктор и жив, мы не знаем, где он. Мы не знаем, какое безумство теперь у него на уме, к чему он теперь стремится.

– Он стремится к тому же, что и всегда, – ответил Девкалион. – Он хочет убить саму идею человеческой исключительности, максимально обесценить жизнь, любой ценой добиться абсолютной власти, чтобы, достигнув своих целей, уничтожить душу этого мира. А насчет того, где он… так или иначе, мы скоро это узнаем.

Зазвонил один из мобильников Карсон. По рингтону она поняла, что звонит Франсина Донателло, их секретарша, и по этому номеру она звонила только в исключительных случаях – обычно, когда возникала критическая ситуация с одним из расследований. Довольная тем, что может отвлечься от разговора о Викторе, Карсон приняла вызов.

– Мне только что позвонила женщина и сказала, что это вопрос жизни и смерти, – доложила Франсина. – Я ей поверила. Она оставила свой номер.

– Какая женщина? – спросила Карсон.

– Она просила передать, что знает, чем вы занимались в Новом Орлеане, и не теряла вас из виду после того, как вы ушли со службы.

– Она сказала, как ее зовут?

– Да. Она сказала, что вы знакомы с ее сестрой, но не с ней. Она сказала, что теперь она Эрика Сведенберг, но раньше ее звали Эрика Пятая. Впервые слышу, чтобы фамилией было число.

Глава 30

Брюс Уокер сидел на больничной кровати и смотрел на темно-серые облака, ползущие по небу.

Простыни свежие, вода в графине ледяная, но в стаканчике лежала таблетка, не похожая на ту, что ему дали прошлым вечером.

А согласно записи в карте, которая, упрятанная в пластиковый чехол, висела у изножья кровати, лекарство ему прописали то же самое. Медсестра, должно быть, по ошибке положила ему не ту таблетку.

Но это объяснение не было единственным. Возможно, она сознательно дала ему другое лекарство, надеясь, что он не заметит разницы в цвете и размере таблеток, этой и той, которую принял двенадцатью часами раньше, после МРТ.

Нехарактерная для доктора Рэтберна нетерпеливость и вдруг исчезнувшее чувство юмора. Молчание и натянутые улыбки медсестер. Ненависть во взгляде одной, брошенном на Брюса, презрение, написанное на ее лице.

Если б он мог отвлечься на чтение вестерна, то, возможно, сказал бы себе, что каждый имеет право на ошибку, у каждого может быть плохое настроение, и с головой ушел бы в перипетии романа, ожидая, как будет обстоять дело с ленчем. Но… голоса в вентиляционном коробе. Даже лучшая книга любимого автора не заставила бы его забыть эти мольбы о помощи и сострадании.

Если медсестра сознательно дала ему не ту таблетку, Брюс мог найти только одно объяснение. В бумажном стаканчике, скорее всего, лежала таблетка успокоительного. Медсестра рассердилась из-за того, что он пожаловался доктору, вот и хотела, чтобы он или пожаловался вновь, или быстренько заснул.

Насколько он знал по собственному опыту, ни одна профессиональная медсестра так бы не поступила. Мемориальная больница Рейнбоу-Фоллс, конечно же, не могла считаться лечебным учреждением высшего разряда, но и не опускалась до уровня больниц стран третьего мира. Когда болела Ренни, сотрудники больницы делали все, чтобы побыстрее поставить ее на ноги, демонстрировали искреннее дружелюбие, оказывали максимальную эмоциональную поддержку.