Питер Страуб - Возвращение в Арден Страница 31

– Мою тоже, – сказал я. – И я видел, как они трудились над твоей, но не знал, чья она.

– Так мы и будем смотреть и думать, кого прибьют раньше – тебя или меня. Почему бы тебе не сбежать, пока есть возможность?

– Не могу по нескольким причинам. Первая – это то, что Белый Медведь попросил меня задержаться.

– Это из-за Алисон Грининг?

Я кивнул.

Он глубоко вздохнул – удивительно, как в его высохшем теле умещалось столько воздуха.

– Конечно. Я должен был сам догадаться. Хотел бы я, чтобы мои грехи были так же далеко в прошлом, как твои, – я смотрел на него в удивлении, пока он пытался трясущимися руками зажечь сигарету. – Неужели никто не предупредил тебя, Майлс, что тебе не нужно встречаться со мной? Я тут настоящее пугало.

Перед тем, как идти к Полу, я зашел в магазин на Мейн-стрит и купил портативный проигрыватель. Клерк, прочитав мою фамилию на чеке, скрылся в конторе. Мое появление произвело небольшую сенсацию среди покупателей – они делали вид, что не смотрят на меня, но вели себя подчеркнуто осторожно. Клерк вернулся с нервным мужчиной в коричневом костюме и галстуке из вискозы. Он сообщил мне, что не может принять мой чек.

– Почему?

– Мистер Тигарден, это чек нью-йоркского банка.

– Естественно. В Нью-Йорке тоже пользуются деньгами, вы этого не знали?

– Но мы принимаем только местные чеки.

– А как насчет кредитных карт? Их вы принимаете?

– Обычно да.

Я извлек из бумажника веер карточек:

– Какую вам? “Америкэн Экспресс”? “Мобил”? “Сирс”? Давайте, выбирайте. “Файрстоун”?

– Мистер Тигарден, в этом нет необходимости. В случае...

– Что в случае? Это ведь те же деньги, разве не так? Вот еще одна “Бэнкамерикард”. Выбирайте!

Другие покупатели уже не притворялись, что не слушают наш разговор. Некоторые направились к выходу. Наконец он выбрал “Америкэн Экспресс”, которую я назвал первой, и взялся за оформление покупки. К концу этого дела он весь вспотел.

Я просмотрел отделы пластинок в “Зумго” и универмаге “От побережья к побережью”, но не нашел ничего, отвечающего вкусам Алисон. В маленьком магазинчике возле Фрибо я отыскал несколько книг, которые она любила: “Она”, “Белый отряд”, Керуак, Сент-Экзюпери. За них я уплатил наличными, чтобы опять не начинать волынку с чеками и кредитными картами.

Я прошел несколько кварталов, загрузил покупки в “нэш” и вернулся к Фрибо.

– Могу я позвонить? – спросил я хозяина. Он с видимым облегчением кивнул на автомат в углу. По его выражению я знал, что он мне скажет.

– Мистер Тигарден, вы хороший клиент, но вчера вечером ко мне зашли люди и сказали...

– Что я не должен больше сюда ходить, так?

Он кивнул.

– А иначе что они сделают? Выбьют окна? Сожгут ваше заведение?

– Нет, мистер Тигарден. Они этого не говорили.

– Но вам будет спокойнее, если я здесь не появлюсь.

– Может быть, неделю. Поверьте, мистер Тигарден, я ничего против вас не имею. Но они почему-то решили... понимаете?

– Я не хочу доставлять вам неприятности.

Он отвернулся, не в силах больше смотреть на меня:

– Телефон в углу.

Я набрал номер Пола Канта. Его шепчущий голос нерешительно сказал “привет”.

– Пол, хватит от меня прятаться. Я в Ардене и хочу зайти к тебе и поговорить о том, что происходит.

– Не надо, – взмолился он.

– Не надо меня оберегать. Тебе же будет хуже, если люди увидят, как я барабаню в твою дверь. Мне нужно с тобой поговорить.

– Ты все равно придешь.

– Именно так.

– Тогда хотя бы не ставь машину возле моего дома. И не входи в парадную дверь. Сверни в переулок между Коммерсиэл-стрит и Мэдисон и иди до моего дома. Я тебя впущу.

И теперь, в своей наглухо занавешенной комнате, он говорил, что он пугало. Он был похож на классического пациента Фрейда – напуганный, усохший, преждевременно состарившийся. Дополняли картину маленькое обезьянье личико и белая, давно не стиранная рубашка. Когда мы были детьми, Пол Кант подавал большие надежды, и я думал, что он один из самых уважаемых людей в Ардене. На каникулах, в отсутствие Алисон, я делил время между озорством с Белым Медведем и разговорами с Полом. Он очень много читал. Его мать была прикована к постели, и Пол рос серьезным, как все дети, которым приходится заботиться о родителях – вернее, об одном из родителей; его отец умер уже давно. Еще я думал, что Пол давно уехал в какой-нибудь большой город и отряхнул пыль Ардена со своих ног. Но он был здесь, в этом затхлом доме, излучающий страх и отчаяние.

– Взгляни в окно, – сказал он. – Только так, чтобы тебя не увидели.

– За тобой что, наблюдают?

– Ты посмотри, – он затушил сигарету и тут же взял другую.

Я отогнул край занавески.

В квартале от дома, облокотясь на красный пикап, стоял человек, похожий на одного из тех, что вчера швыряли в меня камнями. Он глядел в сторону дома Пола.

– И так все время?

– Не только он. Они сменяются. Их пятеро, может быть, шестеро.

– Ты знаешь их?

– Конечно. Я же здесь живу.

– А почему ты ничего не делаешь?

– А что ты предлагаешь? Позвонить нашему шерифу? Это же его дружки. Они знакомы с ним лучше, чем я.

– А что они делают, когда ты выходишь?

– Я редко выхожу, – он попытался изобразить улыбку. – Думаю, идут за мной. Им плевать, если я их увижу. Они хотят, чтобы я их видел.

– И ты не сообщил, что они разбили твою машину?

– Зачем? Говр и так все знает.

– Но почему,черт побери? – взорвался я. – Почему весь огонь в твою сторону?

Он усмехнулся и пожал плечами. Но я знал; я заподозрил это, еще когда Дуэйн посоветовал мне оставить Пола Канта в покое. Человек с таким печальным сексуальным опытом, как у Дуэйна, особенно остро чувствовал чужую сексуальную ненормальность. А в Ардене все еще царили взгляды девятнадцатого века.

– Я немного отличаюсь от них, Майлс.

– О Боже, – выдохнул я, – ну и что с того? Если ты гей, то это только предлог для них. Почему ты позволяешь себя терроризировать? Ты должен был давно уехать из этой дыры.

Он снова улыбнулся:

– Я никогда не был храбрецом, Майлс. Я могу жить только здесь. Я ухаживал за матерью, ты помнишь, и она, когда умерла, оставила мне этот дом, – дом пах пылью и запустением, а сам Пол вообще ничем не пах. Он словно был где-то в другом измерении. Он сказал:

– Я никогда на самом деле не был... тем, что ты сказал. Просто люди чувствовали это во мне. Я тоже чувствовал, но здесь очень ограниченные возможности, – снова эта вымученная, бледная улыбка.

– И ты решил бросить работу и запереться здесь, как в тюрьме?

– Ты не я, Майлс. Тебе этого не понять. Я оглядел комнату, обставленную старушечьими вещами. Тяжелые неудобные кресла в чехлах. Дешевые фарфоровые статуэтки: пастушки и собачки, мистер Пиквик и миссис Гамп. Никаких книг.