Владимир Бойков - Затерянные в Чарусах Страница 31

С тех пор Прокофий перестал насаждать в деревне марксизм-ленинизм. И вскоре стал верующим. Вот только в качестве иконы повесил он у себя фотографию Сталина. Сома тоже обратил в свою веру и подарил тому журнальный портрет Ленина.

Поселился новый житель у старика Федота — отца Пелагии, прямого потомка колдунов, преследуемых когда-то патриархом Никоном. Они объявились здесь почти одновременно с раскольниками, скрывавшимися от того же самого церковного деятеля. Поэтому и раскольники и колдуны жили, в общем-то, мирно, да и сейчас так живут. Разлад приносят новые люди. Рассмотрим для наглядности ваше поведение. — Профессор заговорил сухим невыразительным тоном внештатного лектора. — Вот вы все носитесь, пристаете к жителям со странными вопросами, утверждаете такое, что не может совместиться с их представлениями об окружающем мире. Поймите, наконец, здесь существуют свои древние устои, свое мировоззрение, свое социальное равновесие, можно сказать. Почти гармония. Причем в очень непростом и замкнутом мире…

— Ленин, Сталин в рамках — это древние устои?

— Вернемся к Прокофию. — Профессор не отреагировал на замечание. — Он, в отличие от вас, быстро сообразил, как себя вести и сдружился с колдунами — силой, по его мнению, более весомой, чем староверы. В конце концов, он превзошел своих учителей, да так, что сейчас, пожалуй, и сам не рад этому. Его мистическая темная сила, как высказался однажды Василий, вышла из-под контроля хозяина. После смерти Федота, Прокофий и Пелагия жили как муж и жена, а потом она ушла к вновь прибывшему Николаю. Боюсь, что тот не долго прожил бы здесь семейной жизнью, но Пелагия и сама не слаба по части магии, и Николая чему-то научила, так что равновесие, слава богу, не нарушилось. — Аркадий Аркадьевич закончил повествование, вздохнул с облегчением, вроде как трудное задание выполнил и внимательно посмотрел на Валерия.

— Почему вы раньше не рассказывали этого?

— Не знаю. У меня есть подозрение, что я не всегда самостоятелен в своих порывах. Вы меня понимаете?

— Не совсем.

— Случается, знаете ли, такое любопытное состояние: говорю не совсем то, что собирался, а, сказав, вдруг обнаруживаю: да ведь именно это я и имел в виду. Мое отношение к некоторым явлениям здесь постоянно меняется.

— Да, я и за собой замечал подобное. А сейчас вы рассказываете именно то, что хотите?

— Пожалуй… впрочем, кто знает…

— Ну, хотя бы чисто исторические факты верны?

— Надеюсь. Я так слышал и, по-моему, ничего не исказил.

— Расскажите о Василии и Герасиме.

— О Василии? Вот он из раскольников. Наверное, самая чистая душа на острове. А Герасим? С одной стороны, он весьма словоохотлив, но о своем прошлом рассказывает скупо, так что я о нем мало знаю. Немецкий летчик Ганс. Разбрасывал над позициями красноармейцев листовки. Сбит советскими истребителями. Приземлился прямо здесь. Такова судьба, понимаете ли… Человек, по-моему, во всех отношениях добрый, но слегка сдвинут на фашистской идеологии. До сих пор боготворит Гитлера. Впрочем, совершенно не агрессивен.

— И еще вопрос. Едят здесь людей или нет?

Профессор заразительно рассмеялся:

— Ах, вы о том могильнике? Его выкопали еще первые поселенцы. Земли было мало. Чтобы весь остров, в конце концов, не превратился в кладбище, покойников решили хоронить в яме. Кости животных кидали туда же, так что Пелагия с Николаем, вовсе не людоеды, как вы изволили подумать. И ели они не рыбака, а козленка, которого недавно забили.

— А рука в чугунке?

— А паутина? В доме Прокофия нет паутины. Там чисто. Я у него бывал и ничего подобного не видел. Думаю, что он не хотел вас пугать специально.

— Ух ты! Не хотел?

— Вы же сами говорили: дверь удерживали, не пускали внутрь. Он знал, что ваше воображение нарисует что-нибудь ужасное. Такое здесь часто случается.

— Действительно. Багульник… болотные газы…

— Но вы проявили упрямство. Требовали впустить. Вот и получили свое. Тем более вы действительно вряд ли симпатичны Прокофию. Не хотите жить по местным правилам.

— И он делает так, чтобы еще больше утвердить меня в желании драпать отсюда? Не логично. Вот если бы я вошел к нему, а там не рука в котелке, а стол с коньячком, икоркой, севрюжиной, ананасами. Может, я и сомлел бы от счастья. Сказал бы: «Чтоб мне так жить!» — А Прокофий: «Да ради Бога…».

— Вряд ли этому человеку памятны такие продукты. Это раз. Кроме того, видения, которые возникают вокруг него, как правило, не результат его воли. Это, я полагаю, наши материализовавшиеся страхи. Он сам говорил о чем-то подобном. С другой стороны… он же ничего не знает о ваших кулинарных пристрастиях. Вдруг он решил, что вам именно человечинки хочется попробовать? Ха-ха…

— Да уж. Ха-ха!

— Извините. Так редко пошутить удается. Хм-м… Я вам скажу главное… Все эти видения никакого реального зла не несут. Но говорят, если их не прекратить с помощью морса, то человек может сойти с ума.

— Ничего себе — не несут. Я чуть не утонул в болоте. И именно Прокофий меня туда загнал. Добрячок этот гостеприимный.

— Так он же вас и спас.

23.

В эту ночь Валерию приснился сон. Христос, Ленин, Сталин и Гитлер играют в карты. На судьбу человечества. Христос очень умен. Он играет честно и мог бы легко обыграть всех. Но… товарищ Ленин без конца блефует, у Сталина время от времени появляются вышедшие козыри, а Гитлер давит морально, сокрушаясь, что Понтий Пилат не довел дело до конца, и уж он, фюрер Великого Рейха, такой шанс не упустил бы.

Они не могут остановиться, поскольку все время ничья, и Валерий начинает замечать, что Христос очень похож на Василия, Ленин на деда Сома, Сталин, если судить по глазам — на Прокофия, а Гитлер — то на Николая, то на Мисоса, то на Герасима.

Утром он долго пытался привести в порядок мысли. Как-то не складывалось пережитое в осмысленную картину. Он понимал, что все творящееся здесь — не бред, не морок, а реально происходящие события, и не мог в них поверить безоговорочно.

Валерий подошел к божнице и стал глядеть на странного Бога.

«Василий… Василий — единственный здесь, кто верит во Христа. И чуть ли не тайно. Надо сходить к нему».

Однако дорога до гати не запомнилась. Могла помочь Лида. Она всегда согласна составить ему компанию в качестве проводника по местным лабиринтам.

Но ни Сома, ни Лиды дома не оказалось. Не было их и нигде поблизости.

«Наверно в лесу или болотах промышляют», — решил Валерий. Оставалось сходить к профессору. Тот, хоть и со странностями, но все-таки не лешак вроде Прокофия.