Энн Райс - Мемнох-дьявол Страница 32

– И в конце концов родилась Дора?

– Да. Терри заявила, что избавится от ребенка, если я не женюсь на ней. Тогда я заключил с ней сдел–ку: сто тысяч долларов, как только мы поженимся (ес–тественно, я вступил с ней в брак под вымышленным именем и поступил совершенно правильно, посколь–ку теперь мы с Дорой официально никак не связаны), и еще тысячу «косых» в день рождения малыша. По–сле этого я обещал дать Терри развод, поскольку все, что мне нужно было от нее, – это моя дочь.

«Наша дочь», – поправила меня тогда Терри. «Да, наша», – согласился я. Господи! Каким же надо было быть идиотом, чтобы не понять то, что буквально ле–жало на поверхности! Мне и в голову не пришло, что эта вульгарно накрашенная женщина в тапочках на каучуковой подошве, не вынимающая изо рта жева–тельную резинку, без конца полировавшая при мне свои ногти, на пальце которой, тем не менее сверкало великолепное обручальное кольцо с бриллиантом, вдруг искренне воспылает любовью к новорожденной дочери. Она была глупым, тупым животным, но жи–вотным млекопитающим и не желала расставаться со своим детенышем. Мне пришлось пройти поистине сквозь все круги ада, но все, чего я добился, – это раз–решения на регулярные посещения и встречи с девоч–кой.

В течение шести лет я при первой же возможно–сти мчался в Новый Орлеан, чтобы повидаться с Дорой, обнять ее, подержать на руках, погулять и пого–ворить с ней. Сомнений в том, что это мой ребенок, у меня не было, она была действительно кровь от крови и плоть от плоти моей. Только завидев меня в конце улицы, малышка со всех ног бросалась в мои объятия. Мы садились в такси и отправлялись во Француз–ский квартал, чтобы в который уже раз прогуляться по Кабильдо и увидеть собор, который мы оба обожа–ли. Потом мы шли в центральный бакалейный мага–зин и покупали там маффалетас. Ты знаешь, что это? Огромные сэндвичи с оливками.

– Да, знаю.

– Дора рассказывала мне обо всем, что произо–шло с ней за то время, что мы не виделись, – как пра–вило, не более недели. Мы танцевали прямо на улице, я пел ей песенки. А какой чудесный голосок был у нее! Сам я никогда не обладал красивым голосом, но моя мать и Терри – да. Видимо, от них унаследовала во–кальные способности и Дора. К тому же она была очень умной девочкой. Нам нравилось переправлять–ся на пароме через реку – туда и обратно – и петь, стоя у перил. В магазине Холмса я покупал ей краси–вую одежду. Терри не имела ничего против – я имею в виду одежду. Конечно, я не забывал и о каком-ни–будь подарке для самой Терри – бюст–гальтере, наборе французской косметики или духах по сто долларов за унцию. Я готов был купить что угодно, но только не «Голубой вальс»! В общем, мы с Дорой очень весело проводили время. Иногда мне ка–залось, что одна только мысль о том, что я вскоре уви–жу Дору, поможет мне выдержать любые испытания.

– Похоже, она была столь же общительной и ода–ренной богатым воображением, как и ты.

– Именно так. Мечтательница и фантазерка. Однако учти: ее отнюдь нельзя назвать наивной. Ме–ня никогда не переставал удивлять тот факт, что она увлеклась богословием. Любовь к зрелищности, артистизм она, конечно, унаследовала от меня. Но откуда в ней столь безоговорочная вера в Бога, страсть к теоло–гии?.. Не понимаю!

Теология… Это слово заставило меня задуматься.

А Роджер тем временем продолжал:

– По прошествии времени мы с Терри букваль–но возненавидели друг друга. А когда пришла пора определять Дору в школу, между нами начались са–мые настоящие битвы, едва ли не кровопролитные сражения. Я хотел отдать дочь в академию Святого Сердца, нанять для нее учителей музыки и танцев, а кроме того, требовал, чтобы как минимум две недели каникул она проводила со мной в Европе. Терри ре–шительно возражала, заявляя, что не позволит вырас–тить из малышки высокомерную гордячку. Она уеха–ла из дома на Сент-Чарльз-авеню, потому что, по ее словам, старый особняк приводил ее в ужас, и пере–бралась в какую-то хибару, построенную в сельском стиле на унылой улочке сырой, болотистой окраины. Таким образом, моя дочь лишилась возможности жить в прекрасном и живописном Садовом квартале и вынуждена была видеть вокруг себя лишь скучный пейзаж, лишенный каких-либо достопримечательно–стей.

Я был в отчаянии, а Дора между тем росла и стала уже достаточно большой, чтобы предпринимать ка–кие-либо меры в попытке отнять ее у матери, ко–торую она, кстати, очень любила и всегда защищала. Между матерью и дочерью существовала некая мол–чаливая связь, не нуждавшаяся в словесном выраже–нии. Терри очень гордилась девочкой.

– А потом возник тот самый дружок.

– Совершенно верно. И появись я в городе днем позже, я уже не застал бы там ни жену, ни дочь. Терри налетела на меня словно фурия. К черту мои чеки, кричала она. Они с Дорой уезжают во Флориду вмес–те с этим нищим электриком. Дора ничего не знала и в тот момент играла на ули–це в конце квартала. А эти двое уже собрали вещички. Там я обоих и застрелил, в этом домишке в Метэри, где Терри предпочла жить и воспитывать мою дочь, вместо того чтобы спокойно оставаться в удобном особняке на Сент-Чарльз-авеню. Весь искусственный ковер на полу был залит кровью, брызги разлетелись повсюду.

– Могу себе представить.

Потом я утопил трупы в болоте. Мне давненько не приходилось заниматься такой грязной работой, однако я с легкостью справился с задачей. Машина электрика стояла в гараже, и мне не составило труда упаковать и перетащить тела в багажник, а потом вы–везти их подальше от жилых домов – по-моему, я по–ехал по шоссе Джефферсона Точно не помню. Откро–венно говоря, я понятия не имею, где именно утопил их. Нет, кажется, это все-таки было в районе Чеф-Ментье, неподалеку от старых фортов на реке Ригул. Так или иначе, их поглотила болотная жижа.

– Знакомая картина. Меня самого когда-то уто–пили в болоте, – пробормотал я.

Однако Роджер не расслышал – он был слишком возбужден и взволнован воспоминаниями.

– Когда я вернулся, Дора сидела на ступеньках, подперев кулачками подбородок, и плакала. Она не могла понять, почему дома никого нет, а дверь запер–та. Увидев меня, она с криком бросилась навстречу. «Папочка, я знала, что ты приедешь, знала, знала», – сквозь слезы повторяла малышка. Я не рискнул войти с ней в дом за вещами – не хотел, чтобы ребенок видел кровь. Поэтому я усадил ее в пикап электрика, и мы сразу же покинули Новый Орлеан. Машину я оста–вил потом в Сиэтле. Это было наше с Дорой большое путешествие через всю страну.

Мы преодолевали милю за милей, и я едва ли не с ума сходил от счастья, от сознания того, что мы вмес–те, что мы можем вот так ехать и разговаривать, раз–говаривать, разговаривать… Мне кажется, что я тогда пытался рассказать Доре обо всем, что знаю. Конечно, из опасения хоть чем-нибудь омрачить невинную ду–шу ребенка я не касался темных сторон действитель–ности и говорил только о хорошем: о добродетели и честности, о том, что может испортить человека, и о том, что следует уважать и ценить в этой жизни»