Стивен Кинг - Кошачье кладбище Страница 32

— Верно, крепко, ох, крепко она кота любит. — Жутковато слышать это «любит» о мертвом. И вообще все кругом жутковато: и сумеречные тени, и холод, и вой ветра.

Луису вспомнились сюжеты читаных страшных романов. Так и сейчас.

Взяв Чера за хвост, он раскрыл пакет пошире, сморщился, услышав, как тяжело упало на дно закостеневшее тело. Необыкновенно тяжелое, пакет сразу будто свинцом налился. Тяжелее, чем ведро с песком.

Джад помог завязать пакет, поддержал за край, Луис был рад: все, смерть — с глаз долой!

— Ну, и что вы с ним будете делать? — спросил Джад.

— До утра оставлю в гараже. А завтра схороню.

— На Кошачьем кладбище?

— Наверное.

— Дочке расскажете?

— Надо прикинуть, как ей объяснить.

Джад задумался на минуту-другую, потом, видно, решившись на что-то, сказал:

— Обождите меня здесь, Луис, — и уверенно, будто не сомневался, что Луис и впрямь захочет его дожидаться — на холоде, на ветру, — зашагал прочь. Легко и быстро, будто и нет за плечами восьмидесяти с лишком лет. А Луис даже ответить не смог, лишь покорно проводил старика взглядом. Сам не свой.

За Джадом захлопнулась дверь. Луис поднял голову навстречу ветру, трепавшему края зеленого пакета, его приходилось придерживать ногой. ПОКОРНО.

Не только покорно, но и довольно. Впервые в Мейне Луис вдруг почувствовал покой и довольство. Он почувствовал ДОМ. С далекого детства не испытывал он такого, как сейчас, здесь, в зимних сумерках, опечаленный и вместе с тем взволнованный: он цел и невредим, он живой, здесь его ДОМ.

ЧТО-ТО ДОЛЖНО СЛУЧИТЬСЯ! НЕПРЕМЕННО! ЧТО-ТО НЕОБЫЧНОЕ И СТРАШНОЕ!

Он задрал голову: на черном небе высыпали холодные звезды.

Странно, стоя там, он забыл о времени, о секундах и минутах, хотя скорее всего дожидался Джада не так уж долго. Вот на крыльце ударил луч фонарика, скакнул в сторону, спустился с крыльца. В другой руке Джад нес что-то, похожее на крест. Лишь вблизи Луис разобрал, что это кирка и лопата.

Старик протянул лопату Луису.

— Джад, что это вы задумали? Нельзя же прямо сейчас, ночью хоронить.

— Отчего ж нельзя? Можно и нужно. — В тени его лица не разглядеть.

— Но зачем же ночью? В такой холод?

— Пошли, — приказал Джад. — В два счета управимся.

Луис покачал головой, хотел наотрез отказаться, но нужных слов не нашел, слов убедительных и разумных. Все доводы казались пустячными перед завыванием ветра и мерцанием звезд на темном небе.

— Может, лучше завтра, тогда и…

— Ваша девочка любит кота?

— Да, но…

— А вы любите дочь? — продолжил мысль Джад.

— Ну разумеется, она же…

— Тогда пошли.

И Луис подчинился.

Раза два-три, пока шли к кладбищу, Луис пытался заговорить с Джадом, но тот не отвечал, и Луис не стал упорствовать. Удивительное и неуместное сейчас чувство довольства не проходило. Напротив, казалось, все вокруг укрепляло его: и усталость, налившая руки с пакетом и лопатой; и ветер, холодный и колючий, леденящий кожу, вьюном вьющийся меж голых деревьев — снега в лесу почти не было; и свет старикова фонарика успокаивал, вселял веру в хорошее. А еще Луиса неудержимо, точно магнитом, тянула близость тайны, страшной и мрачной.

Тьма расступилась. Поляна была чуть припорошена снегом.

— Передохнем малость, — сказал Джад, и Луис опустил пакет наземь, вытер пот со лба. ЧТО ЗНАЧИТ — ПЕРЕДОХНЕМ? Ведь они уже пришли. Вон и столбики с табличками, выхваченные лучом фонаря. Джад присел прямо на снег, уронил голову на руки.

— Джад, вам плохо?

— Нет-нет. Просто отдышаться надо, вот и все.

Луис сел рядом и раз пять глубоко вздохнул.

— Знаете, так хорошо, как сейчас, мне давно не было. Понимаю, такое дико слышать, когда хоронишь любимого дочкиного кота, но это правда, Джад. Мне сейчас необыкновенно хорошо.

Джад наконец отдышался.

— Понимаю, такое случается. Не подгадаешь, когда день хороший или плохой. Конечно, от места очень много зависит. Но особо этому не доверяйтесь. Вон наркоманы вколют себе дозу и счастливы. Но ведь они отравляют свои тела, отравляют души. Так и место может быть обманным. Не забывайте, Луис. Господи, наставь меня на правое дело! Сам ведь я могу и ошибиться. Иной раз в голове такой кавардак. Наверное, маразм начинается.

— Что-то не пойму, о чем вы толкуете.

— Это место не простое. Тут разные чары действуют… Не здесь именно, а подальше, куда мы путь держим.

— Неужели…

— Пошли, — оборвал его Джад и поднялся. Луч фонаря скользнул по груде валежника. Джад смело направился к ней. Луису тут же вспомнился свой лунатический кошмарный поход. Что там говорил Паскоу? НЕ ПЕРЕСТУПАЙ ЭТОТ БАРЬЕР, КАК БЫ ТЕБЕ НИ БЫЛО НУЖНО, ДОКТОР. ЕГО НЕЛЬЗЯ ТРОГАТЬ.

Но сегодня это предупреждение — наяву ли, во сне — казалось далеким-далеким, за много лет назад. Сейчас Луис силен и здоров, готов справиться с любыми невзгодами, готов к самым расчудесным чудесам. И все ж таки происходящее казалось ему сном.

Джад повернулся к нему, лица под капюшоном не видно, словно вообще нет, и Луису вдруг почудилось, что перед ним Паскоу. Скользни лучом фонаря по капюшону, и взору предстанет оскаленный череп. Ледяной волной накатил страх.

— Джад, может, не стоит туда лезть. Ноги, чего доброго, переломаем да и закоченеем — домой-то путь неблизкий.

— Держитесь за мной, — коротко сказал Джад. — И вниз не смотрите. Не останавливайтесь и не смотрите. Я знаю, как пройти. Только быстро, не мешкая!

Луису и впрямь стало казаться, что он еще не пробудился от дневной дремы. НАЯВУ Я Б И БЛИЗКО К ЭТОМУ ЗАВАЛУ НЕ ПОДОШЕЛ. ВСЕ РАВНО ЧТО ПЬЯНОМУ С ПАРАШЮТОМ ПРЫГАТЬ. НО, ПОХОЖЕ, ПРИДЕТСЯ ЛЕЗТЬ… ЗНАЧИТ, ЭТО СОН.

Джад взял чуть влево от середины завала. Пятачок света высветил кучу… костей?.. поваленных деревьев, сучьев и веток наверху. Джад подкрутил фонарь, пятачок света сделался уже и ярче. Даже не осмотревшись, старик стал карабкаться вверх. Нет, не карабкаться, а проворно лезть, будто по склону холма или на песчаную дюну. Легко, как по лестнице, забирался все выше. Видно, и впрямь знал, куда ступить.

Луис так же бойко полез следом, не задумываясь, куда ставить ногу, не выискивая сук покрепче. Странно: в душе жила уверенность, что ничего плохого с ним в этом месте не случится, разве что сам оплошает. Глупая уверенность. Вроде той, когда несешься на машине с заляпанными грязью окнами, но веришь, что все обойдется, лишь потому, что на шее — медальон с ликом святого Христофора, покровителя путников.