Татьяна Форш - Цыганское проклятье Страница 33

– Софья! – Он со всех ног кинулся с ней. – Софья, я знал, что ты жива! Не тебя тогда из пруда достали! Где ты была? Марьюшка уже выросла! Бал скоро! Она будет счастлива…

Софья повернулась, и Силантий оторопел, застыл на месте, уставившись в черные глаза Дарины.

– Ну, вот и свиделись, поручик. – Она сама к нему подошла. Неспешно, точно плыла по стелящемуся у озера туману. – Сколько лет прошло, а ни тебе, ни мне покоя нет. Помнишь песню мою? Уходи – не уходи, все равно вернешься…

Цыганка улыбалась, а по щекам Силантия текли слезы.

Как же она красива… И… как такое может быть!

– Ты умерла! – Русалов цеплялся за здравый смысл, пытаясь оправдать появление той, при мысли о которой все еще замирало сердце.

– Умерла. – Дарина нахмурилась. – И все еще помню, кто был тому виной. Ты забрал тех, кого я любила, а я заберу твоих любимых!

– Ты забрала Софью! Но ты ошиблась! Я всегда любил только тебя!

– Ты любил не меня, а недосягаемую мечту. А Софью… Как ты мог не любить ту, что подарила тебе единственную дочь? И однажды это до тебя бы дошло… Ты был бы с ней счастлив…

– Прости! – И тут Русалов рухнул перед ней на колени. – Я виноват перед тобой. Очень виноват, но неужели ты до сих пор таишь на меня злобу? Ты забрала Софью. Довольно! Отмени проклятье! Умоляю!

– А ведь я говорила, что ты станешь молить о прощении, поручик. – Утреннюю тишину вспугнул ее тихий смех. Миг – и она вновь печальна. – Да только проклятье не отменить. Когда-нибудь оно само рассеется. Я над ним более не властна. А зла на тебя я не держу. Там, где сейчас я, все иначе.

– Да ведь вот ты! Передо мной стоишь! – Силантий не выдержал, вцепился в подол красавицы, да только руки прошли сквозь ткань ее платья, точно сквозь воду.

– То не я перед тобой, а совесть твоя, душа почерневшая. Помнишь, той ночью я тебя у реки ждать обещала? Не успела. Они пришли в табор тебя искать, а когда не нашли, никого, кто на пути им встретился, не пожалели. Даже ребятишек невинных.

– Они не могли этого сделать! – Силантий поднялся, схватился за шею, будто что-то его душило, и прохрипел: – Ты врешь! Пусть отсохнет твой язык, ведьма!

– Мне не страшны твои проклятья, поручик! Небо мне свидетель, – Дарина посмотрела на отчего-то потемневшие небеса и вновь перевела взгляд на Русалова, – и икона, что ты забрал у моего рода!

– Прости, я сам не понимаю, что говорю. Отпусти меня! Не мучай!

– Я уже давно тебя отпустила, Силантий. Она тебя держит… Отдай и приходи. Я буду ждать тебя, поручик.

– Она? Кто она? – Силантий хватался руками за исчезающее облако тумана, в который превратилась цыганка. – Дарина! Не уходи! Дарина-а-а!

– Силантий Матвеевич, проснитесь! Силантий! – Знакомый голос звал его, вытаскивая из вязкой трясины кошмара. Генерал распахнул глаза и обрадованно выдохнул, увидев перед собой встревоженного Павла. – Слава тебе, господи! Вы так кричали!

Сон!

Это был сон. Ведь он после обеда присел с книгой отдохнуть и… уснул?

Ему все приснилось!

Только до сих пор в голове звучат слова цыганки:

– Отдай и приходи. Я буду ждать тебя, поручик.

А может, это был вещий сон?

Генерал вытер рукавом лоб и сжал в кулаки пальцы, чтобы не дрожали.

– Павлуша, где Марья? Приведи ее ко мне. – Голос сорвался на крик. – Немедленно!

– Мария Силантьевна у пруда гуляет. – Монах отпрянул.

– Что? – Русалов вскочил на ноги, намереваясь бежать за дочерью, но комната закружилась, и в глазах потемнело. Силантий тяжело рухнул на тахту, борясь с приступом тошноты и слабости.

– Опять ты мне трав сонных дал! – выдохнул он, недобро посмотрев на Павла. – Что же ты за мной, как за ребенком несмышленым, ходишь!

– Силантий Матвеевич, я и без того уже глаза закрываю на то, что вы у пруда, как завороженный, часами сидите, хотя вам больше лежать надо. – Он невольно сжал в руке распятие, точно оно могло его защитить от всего странного, происходившего в этом доме. – Никакого сладу с вами, вот чаями и успокаиваю. – Павел хоть и говорил спокойно, но все же нервничал, зная взрывной норов генерала.

– Куда я хожу, не твое дело! Вылечил, на том и спасибо. Решил уйти, держать не стану. Получи оплату и ступай. Хоть сейчас.

– Мое дело пока не окончено. – Павел посмотрел на генерала долгим, тяжким взглядом. – Я знаю, что нужен вам.

Черные глаза монаха всегда заставляли генерала отводить взгляд, прожигая душу, что каленое железо.

– И для чего ты мне сдался? – Силантий посмотрел в окно и облегченно вздохнул, заметив входившую в дом Марью.

– Сны, – коротко ответил монах. – Вас истязают бесы. Кошмары просто так не приходят и не уходят.

– Бесы, – усмехнулся Русалов. – Да кабы бесы, я бы их не боялся. Здесь дело посерьезнее.

– Так расскажите. Облегчите душу. От одного этого только легче станет. Я, конечно, бесов изгонять не умею, не получил еще дозволения такого. Но помогу, чем смогу.

– Судить не станешь, Павел? – Русалов тяжело вздохнул и отмахнулся: – Да не боюсь я больше суда людского. Вот Марью замуж выдам, и можно на тот свет отправляться. Ничего меня больше на земле этой не держит, кроме кровиночки моей.

– Людского суда бояться не стоит, Силантий Матвеевич, все это пустое. Божьего суда страшитесь. Но хоть и страшен он, зато милосерден. По грехам воздаст, а без вины не оговорит.

Головокружение прошло. Русалов сел на краю тахты и жестом велел Павлу присоединиться. Монах взял стул, уселся напротив генерала и приготовился слушать.

И Русалов рассказал. Все как на духу рассказал. О цыганке, в которую влюбился с первого взгляда, о том, какую медвежью услугу оказали ему друзья. Об иконе обмолвился и сон не забыл.

Павел слушал его и ни разу не перебил. Лишь изредка кивал и хмурил брови.

– Вот такая петрушка со мной случилась, Павлуша. Никак не забыть мне цыганку, хотя уже черт знает сколько лет прошло. Что ей от меня нужно? Как успокоить ее душу?

– Если душа ее места на небе найти не может, значит, дело у нее какое-то на земле осталось. Может, службу заупокойную по ней отвести?