Ричард Кнаак - Король серых Страница 33

— С возвращением, Ваше Величество.

С возвращением? Тодтманн часто-часто заморгал, словно надеясь избавиться таким образом от тех чар, которыми опутала его Каллистра. С возвращением?

Он вновь сидел на своем троне в «Бесплодной земле»; перед ним на ступеньках стояли соблазнительная черноволосая ведьма и Арос Агвилана, который его и приветствовал. Костлявый Серый, держа в одной руке шляпу, склонился перед ним в полупоклоне. Заброшенный ночной клуб вновь заполняли обитатели снов. Тени соединялись в пары и кружились, кружились в танце, тщетно изображая самозабвение. Некоторые, казавшиеся более материальными, сидели за столиками, другие бесцельно бродили по залу.

Джеремия отметил, что эта сцена во многом воспроизводила ту, что он видел раньше. Серые даже сидели или стояли на тех же самых местах, которые занимали в прошлый раз. Они были плодом фантазии, однако между собой они едва ли могли похвастать, что у кого-то из них есть хоть искра собственного воображения.

Джеремия Тодтманн вдруг подумал о том, а сможет ли он что-то изменить. Смогут ли они с ним стать чем-то большим, чем были без него? Ведь это было в пределах власти короля. Или нет?

— Вы, должно быть, устали, Ваше Величество. — Арос по-прежнему стоял на ступеньке лестницы, которая вела к трону, и ему приходилось, обращаясь к монарху, задирать голову.

Устал? Еще как. Джеремия только теперь понял это. Он с трудом подавил зевок и почувствовал, что глаза у него закрываются сами собой. Дорого бы он дал за возможность выспаться. Возможно, как следует отдохнув, он сможет увидеть и радужную сторону в той перемене, которая произошла в его судьбе. Однако имелась одна сложность: спать в клубе ему было негде. Собственно говоря, новоиспеченный монарх вообще сомневался, что смог бы уснуть в этом заведении, даже если бы там установили царское ложе. Сознание, что тебя окружают выходцы из твоих собственных кошмаров, мало способствовало спокойному отдыху. Или способствовало некоторым извращенным образом, если каждый раз вместо того, чтобы засыпать, просто падать в обморок от страха.

— Не соблаговолите ли удалиться на покой? — вежливо осведомился сухопарый призрак, поднимаясь по лестнице и оказываясь почти на уровне глаз Джеремии.

Джеремия был бы рад удалиться на покой, то есть домой, но на это, как видно, надежды было мало.

— Да, — промолвил он.

— Прекрасно. Каллистра, проводи Его Величество в апартаменты. Ваше Величество, думаю, этот аспект власти придется вам по душе.

— Ты готов, Джеремия? — спросила Каллистра.

— Готов? — не понял Тодтманн.

— Я хочу сказать, к отбытию?

— А-а… — растерянно протянул Джеремия.

Мысли его пришли в совершенный разброд — он как никогда нуждался в отдыхе. Джеремия припоминал, хоть и смутно, что вроде бы с тех пор, как он спал в последний раз, прошло всего несколько часов, однако он все более убеждался, что время в мире Серых — субстанция чрезвычайно подвижная. По словам Ароса и Каллистры выходило, что он отсутствовал на службе уже два дня, если не больше.

— Да, я готов.

— Тогда я провожу тебя в твои покои. Помещения клуба больше не было.

Арос Агвилана не двигался с места до тех пор, пока двое — Каллистра и Тодтманн — не исчезли из виду, затем поднялся к трону. Этот смертный, решил он, проспит долго — отчасти тому должно было способствовать и его, Ароса, внушение. Тем временем ему предстояло заняться другими делами.

Пока новоиспеченный король проявлял себя хорошо, если не считать неприятностей с этим крылатым отродьем дьявола. Арос не знал, откуда ворон появился на сей раз. Ему казалось, что после инцидента с Томасом О’Райаном о вороне можно было забыть.

— В семье не без урода, — пробормотал он, не замечая, что изъясняется в стиле Серых. Главным для него было проследить, чтобы Джеремия Тодтманн не сошел с предназначенной для него стези; все остальное отступало на второй план.

— Мне он нравится. Он останется с нами?

Рядом с ним возникла обезьяноподобная фигура. Арос смерил своего сотоварища пытливым взглядом. С тех пор, как они последний раз обсуждали кандидатуру короля, материальности в нем не прибавилось, однако и не убавилось тоже. Одного присутствия среди них живого смертного оказалось достаточно, чтобы придать стабильность хотя бы некоторым из Серых.

— Разумеется, останется. У него нет другого выбора.

Угрюмое, приземистое существо на протяжении нескольких вздохов — мера времени, понимаемая в их призрачном мире весьма условно, поскольку как раз этой самой способностью дышать обитатели Сумрака были обделены, — обдумывало слова Ароса. Глаза его вспыхивали и гасли, точно огни семафора. Наконец каким-то извиняющимся тоном промолвило:

— Я думал, что право выбора остается всегда. Раньше так было всегда. Всегда…

Не в первый уже раз Арос приходил в ярость оттого, что не было в этом мире решительно никого, равного ему по силе творческого гения. Он взмахнул рукой и ладонь его рассекла высокую спинку. Воображаемый трон исчез, оставив после себя легкое туманное облачко.

Он впился взглядом в обезьяноподобное создание, взиравшее на него широко распахнутыми глазами, и изрек:

— Для Джеремии Тодтманна, мой дорогой друг, нет выбора… Никакого.

Его собеседник благоразумно предпочел промолчать.

VII

«Место, достойное короля короля», — так сказала Каллистра, едва они очутились в этом месте. В тот момент Джеремия был слишком измучен, чтобы по достоинству оценить его. Теперь, проснувшись, он с благоговением озирался вокруг. Он видел фотографии интерьеров замка безумного Людовика Баварского, что в Германии, и величественной королевской резиденции в Британии, однако в роскоши они явно уступали окружавшей его обстановке. Нигде еще он не видел такой огромной люстры, разве что в одном из фильмов сериала «Призрак Оперы», который по ночам крутили по телевизору. Как стены, так и потолок украшала великолепная — золото на красном поле — роспись; простенки занимали огромные зеркала. Из мебели было несколько старинных комодов, стол, книжные шкафы и ночная тумбочка — все красного дерева, ручной работы.

Кровать, на которой возлежал Джеремия, вместила бы семью из десяти человек и еще осталось бы место для кошки и собаки. Ничего более мягкого невозможно было себе вообразить, и Джеремия с радостью провел бы весь свой королевский срок, валяясь в этой постели. Как и прочие предметы мебели, кровать — вместе с огромным балдахином на резных столбиках — являла собой подлинное произведение искусства.