Светлана Сухомизская - Кодекс чести вампира Страница 34

— Ну, — сказала я, оживленно вращая на ремешке чудовищно раздутую сумочку, — куда надо идти? И где толчея, которую вы мне обещали?

— Сюда, — лаконично ответил вампир, указывая на неприглядного вида низкую ободранную дверь в грязной глухой стене, не обремененную ни навесом от дождя, ни вывеской.

Такой вход был последним, какой можно вообразить, услышав слово «бал». Откровенно говоря, я ожидала увидеть фасад с колоннами в стиле ампир, широкую лестницу с красной ковровой дорожкой, швейцара в фуражке и шинели с галунами и позументами не по размеру, поскольку, разумеется, в наши дни такой гардероб обычно берется напрокат и, конечно же, без примерки. Дальше мне представлялся огромный зал со множеством высоких окон, хрустальных люстр и электрических светильников в форме канделябров, сытый оркестр, играющий полонез из оперы «Евгений Онегин», а еще почему-то ледяной лебедь на отдельном столе с горой икры в углублении между крыльями.

— Обычно, — распахивая дверь, сказал вампир, — я пропускаю дам вперед. Но в этом случае мне придется изменить этому правилу.

Я удивленно подняла брови. Впрочем, удивление длилось недолго. За дверью начиналась полутемная лестница, уходящая вниз. Вампир был прав. Пропустить меня вперед означало провести остаток вечера в одной из ближайших больниц в отделении скорой помощи. И это было бы удачей, потому что мало ли в какие еще места могло отправить мое бренное тело и скорбящую душу скатывание по ступеням. А то, что я скатилась бы по ним, если бы шагнула первой, ясно совершенно.

Лестница привела нас в просторный, но скудно освещенный зал — свободный в центре, но уставленный столиками вдоль стен. Всюду стояли свечи всех форм, цветов и размеров: на столиках, в стенных нишах, на подвесных подсвечниках — везде, где только можно. Но их света было слишком мало, чтобы все здесь — и этот зал, и те, кто здесь находился, — не казалось нереальным, призрачным, зловещим.

К тому же по залу взад-вперед непрерывно сновали официанты в белых рубашках и еще какие-то пугающе безликие люди (люди ли?) в одинаковых белых пиджаках — плавно и бесшумно, как тени. Одна из таких теней провела нас к столику возле самой эстрады.

А оркестр на этом балу все-таки был. Но, во-первых, слишком маленький — всего из пяти человек, не считая певицы. А во-вторых, ни о каких полонезах, а также менуэтах и мазурках речи не шло. Инструменты глухо подпевали хриплому голосу высокой черноглазой певицы. Черная шаль сползала с бледных плеч, черное платье мерцало разноцветными стразами, маленький изумрудно-зеленый тюрбан с белым перышком покачивался в такт музыке. Алые губы казались приклеенными к бледному лицу. Очень знакомому лицу. Вглядевшись, я вмиг забыла о своей тоске и тихонько ахнула: это же та самая… та самая! Но она же два года назад…

— Как видите, она не умерла, — раздался над моим ухом голос вампира. — Просто имела неосторожность довериться слишком болтливому человеку. Теперь у нее новая жизнь — в Колумбии, и она уже стала там звездой. Скоро выходит ее альбом на английском языке, так что, скорее всего, в недалеком будущем она покорит и Америку. А там и весь мир.

— Но ведь ее же узнают!

— Не узнают. Люди вообще не склонны узнавать знакомые черты в чем-то новом. Поэтому-то вампирам и удается жить так долго, исчезать и появляться в разных местах, не вызывая у простых людей ни малейших подозрений.

— А что случилось с тем… с болтливым?

— Умер, — небрежно ответил вампир. — Покончил с собой через две недели после мнимой смерти певицы. Говорят, не выдержал угрызений совести…

Ужасно неприятное ощущение возникло у меня при этих словах. Словно чьи-то ледяные пальцы осторожно коснулись моей спины. Я повернулась к вампиру. Желтые глаза смотрели на меня не мигая. И было в их выражении что-то такое, от чего показалось, будто к моей спине прикоснулись ледяные пальцы, и, проведя кончиками вдоль моего позвоночника, они поднялись снизу вверх и замерли на уровне шеи.

— Большое заблуждение думать, что вампиры — какие-то монстры, — негромко произнес Бехметов. — Но еще большее заблуждение — полагать, что они милые создания, приятные во всех отношениях.

Ледяные пальцы обвились вокруг моего горла. Я закашлялась.

— Потому-то я и обратился в ваше агентство. Многие из наших всерьез полагают, что им позволено все, что люди вокруг — то же, что листва на деревьях: никто не заметит, если ты сорвешь один. Даже Хартия не может их остановить. Поэтому дело Хромова очень важно для меня.

— Но я…

— Посмотрите в ту сторону. Видите во-он того мужчину в канареечно-желтом френче?

Я посмотрела. И чуть не выронила из рук стакан с минеральной водой.

— Но это же… Разве он тоже вампир?

— Без сомнения. Что вас так удивляет? Что известный политик оказался вампиром? По-моему, как раз очень понятно. Скажу больше: вампиры из всех политиков — самые безобидные. Хотя этот, надо отдать ему должное, — редкостный пройдоха и мерзавец. В Думе рвет на себе волосы, сетуя на падение рождаемости и высокую смертность в стране, а в кулуарах Большого Совета, в котором он тоже состоит, плетет интриги, пытаясь добиться отмены Хартии. Убеждает всех, что консервированная и замороженная кровь наносит непоправимый ущерб здоровью вампира. Предлагает оригинальный выход из положения — пить кровь у людей, приносящих вред обществу или стоящих на нижней ступени социальной лестницы — все равно ведь их жизнь хуже смерти. Омерзительная демагогия, но многие его поддерживают, хотя очень немногие осмеливаются выражать свое мнение открыто.

Не скрывая неприязни, я открыто разглядывала политика. Ничего нового в его внешности для меня не было — этот бритый налысо череп, короткий, словно обрубленный, нос, тонкогубый рот, навсегда застывший в презрительной гримасе, и холодные, очень светлые глаза каждый день демонстрировались стране по всем телевизионным каналам.

— Между прочим, вам известно, что последним крупным заказом, который успел выполнить при жизни художник Виктор Хромов, был портрет этого господина?

Разумеется, неизвестно. Более того — мне нет до него ни малейшего дела.

Однако признаться в таком отношении к собственной работе — означало вызвать абсолютно ненужные мне расспросы. Поэтому я скроила мину, значение которой можно было толковать как угодно. Вампир, разумеется, истолковал мою мимику как живейший интерес к затронутой теме.

— Они были дружны. Познакомились на каком-то приеме. Потом ходили вместе в баню, ездили на охоту. Даже летали как-то вдвоем в Испанию — на корриду. Обоих привлекала кровь — правда, по разным причинам.

— Откуда такая осведомленность? — с подозрением спросила я.