Степан Мазур - Изнанка Мира Страница 35

— Ты охотился на моей территории!

Голос истинного хозяина леса прокатился по поляне густой и мощный, полный уверенности и скрытой силы. Голос повелителя. Не подлого охотника с двуствольным ружьём и запасом патронов, а равного по силе медведю… Зверя!

Медведь замахал перед собой передними лапами с когтями — каждый, как скальпель хирурга. С оскаленной пасти продолжала капать слюна. Уже приготовился есть, а тут такая досада… Но ничего, он голодный, может съесть и этого двуногого. Он ведь грозиться отобрать добычу. Закон тайги суров: кто пытается лишить добычи — сам становиться добычей. Двуногого на поляну не звали. Сам пришёл. Мясо лишним не будет.

Глаза зверочеловека блеснули, нижняя челюсть выдвинулась, обнажая зубы, если и поменьше медвежьих, то никак не уступающие по остроте. То, что раньше было резцами, стало клыками. Бывший человек медленно пошёл навстречу медведю, раздвигая массивные, как скалы, плечи. Руки напряглись, под кожей обрисовались бугры, переместились к спине, под старую одежду, что когда-то была шкурой волку-одиночке, спустились к ногам.

Истинный Хозяин леса, с шестнадцати лет породнившийся с тайгой, приготовился к битве. Сошлись посредине поляны, оба под две сажени ростом, с угрожающе взлохмаченной бурой и русой шерстью. И если бы рядом был какой-нибудь посторонний наблюдатель, то он вряд ли определил бы, кто из зверей зарос больше: медведь или лесной человек.

Медведь не напал сразу, и Хозяин убрал нож в грубые ножны за пояс. Мохнатый в его глазах предлагал сначала помериться силами — стоял на задних лапах, раскинув передние, так же, как человек. Что-что, а повадки звериные давно изучил, знал все на зубок.

Тяжелые длани обоих легли на плечи друг другу одновременно. Оба напряглись.

Ноги словно вросли в землю. Мать-земля и лес давали силы обоим. Лицо бывшего человека напряглось, скулы заострились, белки покрылись красными сетями. Глаза запылали гневом, и белки почти превратились в сплошной кровоподтек — лапы медведя сдавили, словно в тисках.

Медведь, не в силах опрокинуть двуного сразу, попытался куснуть за ухо. Зубы клацнули в каком-то сантиметре. Но лохматый чудик успел отдёрнуть голову. Горячая пахучая слюна медведя закапала на длинные густые лохмы лесного человека, что вместе с бородой давно сплелись в одно целое. Вряд ли можно было сказать, где одно переходит в другое. Бывший человек зарычал, совсем как зверь, подсёк ногу медведя и резко толкнул назад и чуть в бок.

Косолапый повалился на спину, странный человек придавил сверху, уступая в весе не намного. В руке безумца блеснул острый нож — поборол честно, теперь можно! — и вонзился в горло медведя.

Медведь взвыл, булькая кровью. Огромная пятерня ударила по плечу человека. Зверочеловек отлетел, перекувыркнулся, но тут же подскочил. Готов был снова броситься в бой, хоть и дышал тяжело, а в глазах плавали чёрные мухи.

Медведь катался по земле, пытаясь подцепить острую железку, но этот зазубренный кусок металла выпадать не спешил, перекрыл кислород. В тщетных попытках глотнуть воздуха зверь лишь заливал всю поляну густой багровой кровью, пока не свалился без сил. Вскоре зверь затих.

Получеловеческий возглас победоносно прокатился по лесу, вспугнув птиц в кустах и заставив тревожно прислушаться хищников рангом поменьше. Размеренно, как и подобает Хозяину, зверочеловек подошёл к поверженной добыче, пнул для проверки, но мохнатый зверь больше не дёргался.

Одним рывком Кан извлёк из горла нож, медленно облизал тягучие капли с острия и со всей силы вонзил кусок заточенной стали в грудь туши. Чуть выше области сердца. Оно ещё стучит. В нём вся сила медведя.

Через минуту стараний Истинный Хозяин леса уже вонзался зубами в сырое, тёплое, ещё трепещущее сердце.

По лицу стекали красные дорожки, капали с пальцев, но зверочеловек не обращал внимания. Только вспоминал, как десятки лет назад ещё жарил мясо, печень и сердце на огне, пользовался спичками, солью.

Как давно это было?

Сначала кончилась соль, потом спички, а к людям возвращаться не хотелось. Не хотелось даже на короткий миг. Просто в одни момент осознал, что ничего от людей больше ему не требуется. Раньше охотился с ружьем, потом с луком, как предки…

Когда осознал, что в беге не уступает зверю, оставил лишь нож.

Раньше боролся со зверьём рогатинами, потом первый раз схлестнулся с медведем врукопашную и… победил. Как и сегодня.

Единственное, что оставил от прошлого, — это кусок заточенной стали и умение шить одежду. Ногтями потрошить зверей неудобно, а острое железо подходит для этого лучше всего…

После сердца настала очередь печени. Хозяин вонзился зубами в сочную нежную мякоть. Только после этой небольшой трапезы притупился голод, и он немного осоловелым взглядом обвёл поляну. Тушу медведя пришлось подтащить к дереву, прикопать. Сейчас есть не хочется, да и медвежье мясо пока слишком сладкое, а вот через пару дней устроит себе праздник, наестся про запас, будет копить жир, отъедаться.

Тушку кабанчика без видимых усилий подхватил на плечо и размеренным шагом поспешил вдоль зарослей кустарника к себе домой — в зимнюю берлогу.

Зимовку бывший человек соорудил в первые годы добровольного отшельничества в лесной глуши. Сюда ушёл от людских забот, когда отошёл к предкам последний близкий человек — мать.

Первое время пытался оставаться среди людей, недаром слыл лучшим охотником среди всех ближайших весей, но не мог убивать ради продажи, только ради прокорма. Когда охотился в лесу, поймал себя на том, что не может убивать не в равных условиях. Когда же стал охотиться голыми руками, люди начали коситься… Пришлось уйти.

Первые пять лет ещё чувствовал себя человеком, мог вернуться, если бы захотел, но причины не видел. Лес с каждым днём открывал новые тайны, давал силы, да такие, что не всякий зверь мог оспорить его право жизни в лесу. А за следующие пять лет понял, что уже и не человек вроде, да и имя потонуло в трясине памяти, как лишняя загвоздка. Лес принял его как родного, как первых людей, что жили без отрыва от природы. Силы росли с каждым днём. Хозяин леса понимал, что становится зверем, но ничего менять не собирался. Никакой больше зверь не был в силах противостоять ему в новом обличии.

Людей стал сторониться, избегать, забираясь всё дальше в глушь тайги. В один из дней вдруг осознал, что способен понимать язык зверей и птиц. Вскоре не сильно удивился, что способен не только понять, но и ответить так, чтобы поняли.

Бывший человек принял законы леса, став самым лютым зверем. Его охотничьих угодий избегали любые хищники от волков до тигров. Лишь единичные смельчаки, толкаемые голодом, вроде медведя, забредали в район его обитания. Но обратно не возвращались. Ведь Хозяин леса никому не прощал ошибок…