Брэм Стокер - Дракула (с иллюстрациями) Страница 36

Я отодвинул шторы, пока Ван Хелзинк подходил к кровати. На этот раз он не был поражен, когда взглянул на это несчастное лицо, покрытое той же самой ужасной восковой бледностью.

— Так я и знал, — пробормотал он. Затем, не говоря ни слова, он закрыл дверь и начал выкладывать инструменты для новой операции переливания крови. Я уже давно сознавал необходимость этого и начал снимать свой сюртук, но он остановил меня жестом руки.

— Нет, — сказал он. — Сегодня вы будете делать операцию. Я буду объектом. Вы потеряли слишком много крови.

Снова операция, снова применение усыпляющих средств; снова возвращение красок пепельно-серым щекам и регулярное дыхание здорового сна. На этот раз я сторожил, пока Ван Хелзинк подкреплялся и отдыхал.

Он воспользовался первым представившимся случаем и сказал миссис Вестенр, чтобы она ничего не выносила из комнаты Люси, не посоветовавшись предварительно с ним, что цветы имеют ценность как лекарство, и что вдыхание их аромата входило в план лечения. Затем он сам взялся следить за ходом дела, сказав, что эту и следующую ночи он проведет у постели больной и что сообщит мне, когда прийти.

После двухчасового сна Люси проснулась свежая и веселая, нисколько не чувствуя себя хуже после ужасного испытания.

Что все это значит? Я уже начинаю бояться, не отражается ли на моем мозгу долгое пребывание среди умалишенных.

17 сентября.

Четыре спокойных дня и ночи. Я становлюсь такой сильно, что едва себя узнаю. Мне кажется, что я просыпаюсь после долгого кошмара.

Я только что проснулась, увидела чудное солнце и почувствовала свежий утренний воздух. Мне смутно припоминается долгое, тоскливое время ожиданий чего-то страшного; мрак, в котором не было никакой надежды на спасение, а затем — бесконечное забвение и возвращение к жизни, как у водолаза, вылезающего из глубины вод на свет Божий. С тех пор, как доктор Ван Хелзинк со мной, все эти ужасные сны, кажется, прошли; звуки, которые обыкновенно сводили меня с ума, — хлопанье крыльев за окнами, отдаленные голоса, которые казались мне такими близкими, резкий звук, который исходил не знаю откуда и требовал от меня, сама не знаю, чего — все это теперь прекратилось. Теперь я нисколько не боюсь засыпать. Я даже не стараюсь не спать. Теперь я стала любить чеснок, и мне присылают каждый день из Гарлема целые корзины его. Сегодня д-р Ван Хелзинк уезжает, так как ему нужно на несколько дней в Амстердам. Но ведь за мной не надо присматривать; я достаточно хорошо себя чувствую, чтобы остаться одной. Благодарю Бога за мою мать, за дорогого Артура и за всех наших друзей, которые так добры. Я даже не почувствую перемены, так как вчера ночью д-р Ван Хелзинк долгое время спал в своем кресле. Я дважды заставала его спящим, когда просыпалась; но я не боялась заснуть снова, несмотря на то, что сучья или летучие мыши довольно сильно бились об оконную раму.

«Pall Mall Gazette» от 18 сентября

Опасное приключение нашего интервьюера.

Интервью со сторожем Зоологического сада.

После долгих расспросов и постоянного упоминания в качестве пароля «Pall Mall Gazette» мне, наконец, удалось найти надсмотрщика того отделения Зоологического сада, где содержатся волки. Томас Билдер живет в одном из домиков, находящихся в ограде за жилищем слонов, и как раз садился пить чай, когда я к нему постучался. Томас и его жена, очень гостеприимные пожилые люди, и если то гостеприимство, с которым они меня приняли, — обычное для них явление, то жизнь их, должно быть, довольно комфортабельно устроена. Сторож отказался заниматься какими бы то ни было делами, пока не поужинает, против чего я не протестовал. Затем, когда стол был прибран и он закурил свою трубку, он сказал:

— Теперь, сэр, вы можете спрашивать меня о чем угодно. Вы мне простите, что я отказался разговаривать с вами о делах перед едой. Я даю волкам, шакалам и гиенам во всех отделениях их чай раньше, чем начинаю предлагать им вопросы.

— Что вы хотите этим сказать — «предлагать им вопросы»? — спросил я, желая втянуть его в разговор.

— Ударяя их палкой по голове — это один способ; почесывая у них за ушами — это другой. Мне в общем-то нравится первый — бить палкой по голове, пока не раздам им обеда, я предпочитаю ждать, пока они выпьют свой херес и кофе, так сказать, чтобы почесать у них за ушами. Вы не заметили, — прибавил он, философствуя, — что в каждом из нас сидит порядочно от той же самой натуры, что и в них — в этих зверях. Вот вы пришли сюда и предлагаете мне вопросы относительно моих обязанностей, а я, старый ворчун, желал бы за ваши паршивые полфунта видеть вас вышвырнутым отсюда раньше, чем вы успеете начать свой разговор со мной. Даже после того, как вы иронически спросили меня, не хочу ли я, чтобы вы обратились к надзирателю за разрешением задавать мне вопросы. Не в обиду будет сказано — говорил ли я вам, чтобы вы убирались к черту?

— Да, сказали.

— А когда вы ответили мне, что привлечете меня к ответственности за сквернословие, то как обухом ударили меня по голове; но полфунта все уладило. Я не собирался сражаться, я просто ждал ужина и своим ворчанием выражал то же самое, что волки, львы и тигры выражают своим рыком.

Ну а теперь, да хранит Бог вашу душу, после того как старая баба впихнула в меня кусок своего кекса и прополоскала меня из своего старого чайника, а я зажег свою трубку, вы можете почесать у меня за ушами, так как вы большего не стоите и не выдавите из меня ни одного звука. Проваливайте вы с вашими вопросами! Я знаю, зачем вы пришли — из-за сбежавшего волка?

— Совершенно верно! Я хочу узнать ваше мнение. Скажите только, как это случилось; а когда я узнаю факты, то уж заставлю вас высказаться, почему это произошло и чем, вы думаете, это кончится.

— Хорошо, наставник! Вот почти вся история. Волк этот, которого зовут Берсикр, один из трех серых волков, привезенных из Норвегии, которого мы купили года четыре назад. Это был славный, послушный волк, не причинявший никому никаких забот. Я очень удивляюсь, что убежать вздумалось именно ему, а не другим зверям. И вот теперь оказывается, что волкам можно верить еще меньше, чем женщинам.

Это было вчера, сэр; вчера, приблизительно часа через два после кормления, я услышал какой-то шум. Я устраивал подстилку в домике обезьян для молодой пумы, которая больна. Но как только я услышал тявканье и вой, я сейчас же выбежал и увидел Берсикра, бешено кидавшегося на решетку, точно рвавшегося на свободу. В этот день в саду было немного народу, и около клетки стоял только один господин высокого роста, с крючковатым носом и острой бородкой с маленькой проседью. Взгляд его красивых глаз был суров и холоден; он мне как-то не понравился, так как мне показалось, что это он раздражает зверей. Руки его были обтянуты белыми лайковыми перчатками; указывая на зверей, он сказал: «Сторож, эти волки, кажется, чем-то взволнованы».