Питер Страуб - Пропавший мальчик, пропавшая девочка Страница 36

— В тот день ее нашел Марк — явился бог знает откуда...

Джимбо услышал, как Марк задохнулся.

— Когда я приехал домой, — продолжал Филип, — ее уже несли в «скорую».

— О нет... — воскликнул дядя Марка.

С застывшим, но все еще красным лицом Марк сделал шаг назад от гроба и повернулся. Через пару минут все уже выходили на раскаленную улицу. Громадное солнце висело слишком близко к земле, и свет его резал Джимбо глаза Отец Марка застегнул пиджак своего костюма, поправил галстук и зашагал вниз по дорожке, как комиссионер, готовящийся завершить сделку. Тимоти Андерхилл бросил на мальчиков полный сочувствия и симпатии взгляд и последовал за своим братом по убегающей вниз по склону улице. Над крышей «вольво» трепетало марево.

Марк резко сунул руки в карманы джинсов и посмотрел на аккуратную, подозрительно сочного вида траву лужайки, которую разрезала дорожка

— Я ненавижу моего отца, — проговорил он, и в голосе его было жуткое спокойствие.

Ощутив мгновенную, как импульс, электрическую дрожь, Джимбо подумал, как же Марк перенесет похороны.

ГЛАВА 14

Для Марка день похорон матери взорвался с того момента, когда серо-коричневый комок глинистой земли с отметиной лопаты могильщика полетел из его правой руки и ударился о крышку гроба. До этого мгновения он все гадал, хватит ли духу пережить то, что этот день несет ему, или он дрогнет и позволит свалившимся внутренним и внешним катастрофам одолеть себя. Марк даже мысленно представил себя падающим без чувств, как это произошло с Джимбо на лужайке дома по Мичиган-стрит; хуже того, он видел себя охваченным жутким припадком — с пеной у рта и корчами. Эти унижения, фантазировал Марк, начнутся на глазах у всех, кто пришел проститься с мамой на кладбище Саннисайд. Священник раскроет толстенную Библию; Монэгены, Шиллингтоны и Тафты плюс парочка придурковатых дамочек из газовой компании и еще, может, один-другой учитель из школы соберутся у могилы с выражением возвышенной скорби на лицах. Даже Джеки Монэген, который, скорее всего, будет мучиться самой тяжелой формой похмелья и, следовательно, отчаянно нуждаться в срочной целебной дозе. И отец Марка будет устремлять взгляд вперед, сложив руки на холмике живота, как обычно делает, чтобы выразить крайнюю степень недовольства и нетерпения. И в этот момент Марк всех удивит и приведет в замешательство, а себя — опозорит, начав дергаться, нести бред и кататься по сочной, ухоженной кладбищенской травке. Или, например, небо вдруг потемнеет, на собравшихся обрушится дождь, и молния, сорвавшись с небесного свода, превратит его, Марка, в головешку.

Катастрофы внутреннего характера были куда страшнее, поскольку влекли за собой болезненную смерть, вызванную перегревом ненадежного механизма, каковым представлялось ему сейчас собственное тело. А поскольку они были страшнее, они казались более вероятными. Сердечный приступ, аневризма, кровоизлияние в мозг — здравый смысл подсказывал, что он скорее умрет от кровоизлияния в мозг, чем от удара молнии.

У Филипа было выражение лица человека, которому испортили настроение и он подсчитывает минуты, оставшиеся до момента, когда можно будет убраться отсюда. Вглядевшись в застывшую маску неприязни на его лице, Марк понял, что связан с этим человеком на годы и годы.

Чуть в сторонке от общей группы дядя Тим — в темном костюме необычно синего цвета, солнцезащитных очках в роговой оправе и темно-синей кепке с изображением играющего на саксофоне человека — выглядел так, будто пришел сюда проконтролировать, кто явился на похороны, а кто нет. Может, отец разрешит Марку погостить у дяди Тима недельку-другую.

Марк прислушивался к словам священника и думал, что он, наверное, славный дядька: речь его была приятна и нетороплива, а низкий доверительный голос напоминал политика или диктора Каждое сказанное им слово казалось тщательно подобранным и даже прочувствованным. Однако составленные из этих слов длинные отрезки фраз и предложений несли для Марка так мало смысла, что они с тем же успехом могли звучать на иностранном языке — например, на баскском или языке народа Атлантиды. С необъяснимой ясностью Марк ощущал движение воздуха вверх и вниз по гортани, ток крови в венах и артериях, жжение солнечных лучей на тыльных сторонах своих ладоней.

Священник сделал шаг назад. Механизм, напоминающий погрузчик, стал опускать гроб в обложенную по краям дерном яму. Когда гроб достиг дна, двое могильщиков смели искусственную траву. Отец Марка сделал несколько шагов к пирамидальной куче земли, выкопанной из ямы, зачерпнул комок грязи размером с бейсбольный мяч, наклонился к могиле и вытянул руку. Комок грязи вылетел из его ладони и ударился о крышку гроба со звучным «бум», заставившим Марка испугаться, что от этого звука он ослепнет и оглохнет. На долгую-долгую секунду окружающая действительность рассыпалась на тысячи быстро движущихся красных и белых крапинок, похожих на крошечные зарождающиеся кометы. Танцующие крапинки вдруг сложились в фигуру Филипа Андерхилла, пятящегося от могилы и отряхивающего при этом руки. Голова Марка кружилась, и грудь, казалось, была наполнена шипучим и искристым воздухом чуть прохладнее температуры тела К могиле двинулся дядя Тим И у него в руке оказался «бейсбольный мячик».

Горсть земли дяди Тима негромко и глухо ударила в гроб, будто рука — в массивную деревянную дверь.

Все еще чувствуя себя бесплотным, Марк приблизился к земляной пирамиде и вытянул из нее ком с длинными бороздками на более широкой стороне — видавший виды кусок глинозема. В него воткнули лезвие лопаты, ударили, разрубили пополам Прохладный газ, наполнявший грудь Марка, подступил к горлу. Ноги понесли его с поразительной уверенностью вдоль глубокой ямы. Он позволил этому вырубленному, с острыми гранями кому выпасть из пальцев, и тот ударился в крышку гроба со звуком высоким и резким, неприятно напомнившим Марку дверной звонок. Его передернуло.

Не расслышав, что сказал Джимбо, Марк вдруг понял, что все-таки видел силу, которая остановила его на пороге двери черного хода пустого дома; он видел силу, которая убила его маму. На вершине холма, куда взбиралась Мичиган-стрит, спиной к нему тогда стояла она, эта сила. Марк запомнил темные спутанные волосы, широкую спину, черное, длинное, будто жестяное пальто — и ощущение глубокой неправильности, которой веяло от той фигуры. Эта неправильность завладела рассудком мамы и швырнула ее навстречу смерти.

День крутился вокруг ключевой точки, и страх Марка сам собой трансформировался в ясность. Перед ним стояли две задачи. Он должен узнать как можно больше об истории дома номер 3323 по Северной Мичиган-стрит и тех, кто жил в нем Узнать для того, чтобы дать имя этому зловещему существу. Ему еще больше, чем прежде, необходимо проникнуть в тайны дома. Иначе не удастся отомстить за смерть матери. В мозгу Марка пронеслись видения его самого, роющегося в кладовках и шкафах, выламывающего доски пола... По словам Джимбо, за всеми этими желаниями и планами стоит чувство вины, однако Джимбо ошибается. Единственное, что он ощущал в себе, это ярость.