Ирина Ангара - Мертвые тоже хотят жить (СИ) Страница 37

— Баб Зина?

— Что баб, Зина? — женщина развернулась ко мне и нахмурила тонкие брови. — Ни на минуту нельзя оставить одну.

— Можно. Он… — на мгновение задумалась и сказала почти правду. — Мы в одной аварии были.

— Вот оно что, — протянув, сиделка уже с неким интересом посмотрела на брата и оценив его почти здоровый вид, хмыкнула: — Не повезло тебе значит тоже, или повезло, раз живой? Видела я по новостям вчера, ужас.

Качнув головой, она села на стул и хитро сощурила глаза:

— Ну проходи, что стоишь как не родной, — сложив руки на объемной груди, перевела взгляд на меня. А я во все глаза смотрела на брата и в который раз уверялась, как же мне с ним повезло, не то что с «женихом». Вспомнив о последнем, невольно скривилась. Как Машка могла выбрать это чудо, особенно когда в городе есть такие парни как мой брат, я искренне не понимала. Нет, Глеб выглядел очень даже не плохо. Такой же высокий как Макс, может чуть выше на пару сантиметров. Спортивный, их фигуры были чем — то схожи — худощавые, подтянутые. Тоже симпатичный, наверняка не раз ловил на себе заинтересованные взгляды девчонок. В остальном же они отличались как небо и земля. И это я не о внешности. Блондин с темно-зелеными глазами и шатен с карими конечно не близнецы, но вот внутреннее содержание разнилось еще больше. Заботливый, любящий Макс и холодный, меняющий маски Егор. И вот как, как даже при таком небольшом сравнении, Машка могла выбрать второго? Не понимаю! Хотя… может точно также как и Макс все время выбирал меркантильных клуш? Чего стоила хотя бы его последняя пассия, слава Богу, она осталась в прошлом.

— Машенька, голова? — встревоженный голос сиделки вывел из задумчивости.

— Нет, баб Зин? А вы не хотите отдохнуть? — протянув, сжала губы с надеждой вглядываясь в карие глаза.

— Хм-м-м, — она быстро взглянула на брата. — Может и хочу.

Я распахнула глаза еще шире, стараясь показать всю силу своего желания.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

— Эх, лиса, а если жених узнает?

Не знаю уж, что она хотела этим добиться: пристыдить меня или еще что-то, но мне было откровенно наплевать на Глеба, как впрочем и ему на меня, поэтому, фыркнув, с чистой совестью выдала:

— Пусть узнает.

— Эх, молодежь! Пятнадцать минут, больше тебе все равно нельзя, регламент. Да и парню я так понимаю покой прописан?

— Конечно, баб Зина, — состряпав понимающее выражение лица, Максу всегда это удавалось, особенно по отношению к женщинам, он удостоился удовлетворенного кивка, и как только за сиделкой закрылась дверь, в пару шагов оказался у моей кровати.

— Мариш? — зеленые глаза потемнели и выражали такое недоверие, что мне даже на какую то долю секунды стало обидно. Ведь я это! Я!

Видимо что-то уловив, он мотнул головой и взъерошил и без того лохматые волосы.

— Это невероятно!

— Почему? Призраком значит вероятно, а вот так… — я глазами указала на свое тело. — Так, невероятно!?

— Значит это все таки ты? — он тяжело опустился на мою кровать и устало потер глаза ладонями.

— Макс? Ты… Ты не рад?

В свои слова верить не хотелось, абсолютно. Но почему тогда?

Закусив губу, вздрогнула, когда он резко вскочив и яростно на меня рыкнул:

— Дура! Думай о чем говоришь!

— Максик, — зажмурившись с трудом сдержала опять навернувшиеся слезы. Да что это такое то? Почему я постоянно реву? Почему мне обидно? Почему он кричит на меня!?

— Не ори…

— Прости Мариш, — он остановился напротив меня и, вцепившись в свои волосы, болезненно простонал. — Зашибись! Я ни черта не понимаю! Как?

На меня смотрели глаза, полные боли и… надежды?

— Как… — я снова показала глазами на свое тело.

— Да! Хотя нет… То есть… Да, давай начнем с этого, — он облизнул губы и вопрошающе приподнял брови: — Как?

— Не знаю, вчера после Пашки шла к тебе, а потом почему-то заглянула в эту палату и… вот…, - голос снизился до шепота, но Макс все же меня услышал.

— Вот, значит? Да, мелкая, такое «вот» может случиться только с тобой… Черт!

— Что? — обиженно прошептав, вцепилась в одеяло.

— Я просто никак не могу соотнести тебя… Твое тело… Да черт! Ты сейчас абсолютно другая!

Моргнув, взглядом поторопила продолжить. Я знала, что изменилась, видела ту девчонку, да и позже разглядела и цвет волос и кожу, у Маши она была чуть темнее, причем это был явно не загар, а естественный цвет. Но… может быть есть что-то еще, чего я не знаю?

— Ты мелкая! — выдохнул Макс и сложив руки на груди, окинул меня пристальным взглядом.

— Какая?

— Ну, цвет волос ты, думаю, разглядела, черты лица понятно, что другие, глаза. Ты кстати себя видела в зеркало?

Отрицательно мотнув головой, напряженно смотрела на брата.

— Понятно, — он вздохнул а потом начал монотонно перечислять: — Глаза темно-голубые, да, темно-голубые, почти синие, волосы каштановые, или черные?

Задумчиво прищурившись, решил:

— Почти черные. Кожа темнее, ты же помнишь со своей мучилась? Сгорала постоянно? Поздравляю, сейчас не будешь. И ты… мелкая! Мариш, сколько тебе лет?

— Макс?

— В смысле, м-м-м, сколько лет э-э-э… — он застопорился, вздохнул и выдохнул: — Сколько лет этому телу?

— Не знаю, Глеб сказал, на пятом курсе истфака учусь.

— Значит где-то двадцать два — двадцать три. Ага… Выглядишь лет на восемнадцать. А кто такой Глеб?

— Жених, — при упоминании Глеба, лицо непроизвольно перекосило.

— Мариш? Не хочешь рассказать? — Макс снова сел на кровать и наклонился ко мне ближе, пристально всматриваясь в глаза.

Вздохнув, отвела взгляд и прошептала:

— Ты не поверишь…

— Рассказывай!

Пять минут спустя Макс хмуро взирал на меня с высоты своего роста, а чтобы скрыть раздражение, ходил из угла комнаты в другой угол, от стены к другой стене. У него получалось ровно пять шагов, и как бы я не считала, выходило ровно пять.

— Млять, Мариш! Тебя ни на минуту нельзя оставлять одну! Жениха какого-то подцепила непонятного! Да к тому же… как он узнал, что это не она? Он ненормальный? — Макс внезапно остановился, на четвертом шаге и требовательно на меня посмотрел.

— Не знаю. Я спросила, он промолчал.

— Черте что. Только от одной сволочи избавились, вторая на горизонте появилась. Мариш! Да я с ума скоро сойду!

— Максик?

Он закрыл глаза и глубоко задышал, и только через пару минут сказал уже более спокойным голосом:

— Прости, мелкая! Прости! Я…

— Так, молодежь, пятнадцать минут истекло, — баб Зина, верная своей привычке, подбоченясь, грозно осмотрела палату. — Освобождаем помещение. Больной нужен отдых. Режим никто не отменял.