Владимир Бойков - Затерянные в Чарусах Страница 37

А мир земной прекращал существование. Но рушился он совсем не так, как представлял себе подобное явление верующий дьячок. Небеса не разверзались и мир не взрывался и не раскалывался. Он становился прозрачным, нематериальным и исчезал совершенно бесследно. Словно облако пара. В какой-то миг Вениамин с трепетом и даже страхом наблюдал, как испаряется его собственный дом. Как крылечко, на котором он стоял, вскружилось зыбким прахом и растворилось в вечности. И стало видно, как пропадает царство человеческое за многие сотни и тысячи километров от него. Дьякон посмотрел под ноги и понял, что вся планета Земля вот-вот исчезнет бесследно. Причем впервые он понял, что Америки находились не на далеком-далеком западе, а прямо у него под ногами, и что на самом деле Земля шарообразная, а вовсе не плоская, как в глубине души упрямо считал дьячок. Еще мгновение — и Вениамин понял, что находится в пустоте, и боялся пошевелиться, потому что не знал, стоит ли он хоть на чем-то, пусть и невидимом. А затем все отчетливей и отчетливей стал он видеть, что не один в пространстве. Кругом точно так же висели в пустоте люди, кто с выпученными от страха глазами, кто с открытым ртом, а кто и при самообладании. Даже находящиеся в далекой Америке люди почему-то видны были дьякону. Как это происходит, он не понимал, но при желании мог рассмотреть их почти отчетливо. И чувствовал Вениамин общий страх, смятение и любопытство.

Кто-то из людей попытался бухнуться на колени и стал нелепо вращаться в космосе. Таких было немало, и дьякон чуть не прыснул от комичности происходящего в сей величественный и грозный для человечества момент.

И тут появился Он. Словно сгустки тумана белыми струями потянулись от тусклого Солнца и стали уплотнятся прямо в бывшем центре Земли. И превратился Он в нечто похожее на человека, но без бороды и даже без нимба над головой.

— Пусть присоединятся к нам и души умерших, — произнес Господь. И был он понят всеми жителями планеты.

Словно серебряные нити заструились из пространства и стали появляться миллионы светящихся звездочек. Они переливались всеми цветами радуги, превращаясь в зыбкие очертания людей.

— Вы знаете, зачем я вас всех собрал? — произнес Создатель.

— Да-а-а… — ответило человечество в едином выдохе и еще раз встрепенулось в предчувствии Страшного Суда.

— Вы удивлены, вы в смятении? — спросил Всевышний.

— О-о-о… — бескрайний стон пронесся в пространстве.

— Есть ли среди вас хоть один, кто не слышал о Боге, о бессмертной душе, о Конце Света?

Еще более тоскливый стон пронесся и затих в космосе. Но никто не сказал: «Нет».

— А есть ли среди вас такие, кто считает себя безгрешным?

Кто-то опустил голову, кто-то зарыдал, но нашлись смельчаки, кто или сам полушажком подался вперед, или подталкивал рядом стоящего, более всего, надеясь, наверное, что и его подпихнут.

— Вижу-вижу, — сказал Господь. — Священнослужители приободрились. — Ну, с вас спрос отдельный. Мне не важно, в кого вы верили. Будда, Кришна, Христос, Магомет-пророк — персоналии достойные, но они лишь посредники. Изо всех сил они приспосабливались к вашим национальным прихотям, в надежде, что вера поможет народам меньше грешить. Но почему именно вы, священнослужители, более всех уверовали в то, что только ваша вера праведна? Сколько людей погубили христиане? Да вы и самих христиан не жалели. Губили даже тех, кто крестился не так, как вам хотелось. Католики жгли людей на кострах во имя веры. А вы, мусульманские имамы? Не все, но сейчас вы понимаете, о ком я говорю. Какой Бог вам сказал, что только вы праведные, а все другие неверные? Вы взрывали дома, самолеты, машины, губили невинных детей и женщин. Вы уверяли тех, кого посылали, что Мне это надо? А зачем!? Я бы ждал ответ вечность, но никогда, никогда вы не сможете ответить.

Я дал вам много богов, надеясь, что они сумеют подладить веру под ваши традиции, под ваши мятущиеся души. И они хорошо трудились. Я сам, чтобы хоть как-то вас понять, принял облик человека. Мне подчинено все Мироздание, я знаю и чувствую каждую его частицу, но… я сдаюсь — я не понимаю человечество… Но я обещаю: суд будет справедлив и суров…

— Что суров, мы не сомневаемся! — крикнул вдруг какой-то, наверное, совсем уж неисправимый грешник, надеяться которому было все равно не на что.

— И справедлив, — повторил Господь.

— Обещает он. Да как в этом можно разобраться? Я вот, например, десять человек убил, а некоторые миллионы…

— У вас возможностей было меньше, а так бы вы и миллиарды уничтожили.

— Э, нет, — закричал еще кто-то, приободренный, что можно поспорить. — Я, например, всего лишь от жены гулял. Да, грешен. Так что же мне в Аду с этими убийцами париться?

И заметив, что Господь не возражает, заорали все. Каждый считал себя менее виноватым, чем многие другие, и не хотел мириться с уравниловкой, которая отчетливо просматривалась в определении: «грешен».

— Нет! Нет! Долой Страшный Суд! Как можешь ты судить нас, кто убил всего один раз, ну два, ну три, в то время как есть личности, сгубившие целые народы…

Господь не отвечал. Не ожидал он от рода людского такой прыти в час судный.

И тогда распалились уже самые отъявленные грешники. Да и те, кто сгубил миллионы, приободрились. Они стали кивать друг на друга, предъявляя аргументы, мол, я вот губил только другие народы, а кое-кто и свой собственный. Разве это не подлее? Но и у тех, кто губил всех и вся, неожиданно обнаружились собственные козыри. Нас такими воспитали. Не для себя старались. И, в конце концов, что же ты Господь, такой-сякой, человека столь безвольным для греха, с таким малым запасом духовной прочности, сотворил? Разве так поступают порядочные Создатели?! Сам сделал человека вороватым, жадным, мстительным и сам за это судить собираешься! Это же провокация!

— Тихо, — вдруг прервал весь этот многоголосый ор Создатель. — Я не буду вас судить. Но Ад я вам обещаю. Суд над человечеством я отдаю самому человечеству. Отныне для вас не будут скрыты ни деяния, ни помыслы друг друга. Все тайное станет явным. И учтите… Вы не сможете спрятаться друг от друга. Вы больше не сможете убить друг друга. Потому что вы бессмертны. Ваше всезнание бывшей жизни земной станет всеобъемлющим, а потому вы с абсолютной отчетливостью почувствуете все, что испытывали ваши жертвы. В моем Аду вы займете их место. Чем больше горя вы причинили, тем более ужасающими будут ваши страдания, объединенные в боль всех ваших жертв. Кто скажет, что это не справедливо?

Глубокая тишина казалась громче самого сильного звука. Все аргументы, которые так веско оправдывали любое грехопадение, с легкостью разбились об эти простые слова.