Танит Ли - Убить мертвых Страница 37

Но Миаль, менестрель, блуждающий дух которого — лишь горстка пыли на ветру... Его, без сомнения, схватили неупокоенные, и им помогла Дева Источника с ее холодной рыбьей ненавистью, иллюзорными реками и ручьями. Синнабар обрекла Миаля на это, ибо верила, что для Дро почему-то очень важно держаться рядом с менестрелем. Если Дро должен войти в ворота Тиулотефа, то Миаль обязан войти туда до него. Как хорошо было бы поверить, что Синнабар безумна, и разозлиться на ее самоуправство. Но Дро, пусть не сразу, признал в ней одного из тех таинственных проводников, которых склонны посылать путникам мистические дороги. Не случайно в ней было что-то от золотой женщины из леса, хотя ее волосы не были легкими и имели совсем иной оттенок. Королева Огня, Королева Листьев...

Королева Мечей, мистическая старшая сестра Дро, заварила еще чаю. Ароматный пар растекался по комнате и исчезал, словно проходил сквозь стены. Призрак чая.

— Значит, ты войдешь в транс без всякого снадобья и отправишься в Гисте Мортуа, — сказала Чернобурка. — А потом разрушишь обитель неупокоенных, как собирались сделать это многие охотники за призраками. Вот только у них ничего не вышло, не так ли? У тебя есть какой-то особый план?

— Для начала — ждать и смотреть.

Парл Дро изумился, как смогла она сквозь его железное, стальное, циничное, толкающее на лишения, непоколебимое стремление убить мертвых и — самую суть охотника за призраками — разглядеть темный ужас, таящийся в его сердце, замерший там неподвижно, как Миаль на лежанке.

А Миаль Лемьяль и не подозревал, что тело его лежит за несколько миль от него самого, в хижине знахарки, накрытое старой ветошью. Его нематериальное тело казалось ему вполне настоящим, у него даже поджилки тряслись от волнения. Но и город Тиулотеф казался ему настоящим. Город и девушка.

И три всадника, которые сопровождали его в город.

В конце концов они не стали его бить. Они даже не дали ему въехать в ворота на лошади. В последнее мгновение, когда арка ворот уже нависла над менестрелем — неотвратимая, высокая, широкая, гулкая — они выкинули его из седла. Миаль упал на плиты мостовой, инструмент снова пребольно ударил его между лопаток, а один из пленителей перепрыгнул в освободившееся седло. Конь оглушительно заржал — в бока ему вонзились шпоры. Эхо подхватило звон подков, и всадники ворвались в сердце города призраков.

Миаль поднялся на ноги, потирая свежие синяки и шишки. Рядом стояла Сидди Собан. Она выглядела совершенно нормальным, земным существом, и у Миаля опять перехватило дыхание. Он окончательно запутался в том, что видел собственными глазами, а что в своих фантазиях.

Бледная, с горящими от злости глазами, Сидди попробовала густой влажный воздух кошачьим язычком.

— Подонки! Негодяи! — далее последовали столь мерзкие слова, что Миаль был смутно потрясен, хотя и не удивлен, откуда она вообще их знает.

Вывалив на него все перлы своего красноречия, она осталась стоять, дрожа от гнева, как любая избалованная благородная девица, обделенная мужским вниманием, на которое, по ее мнению, она имеет право.

Все казалось таким настоящим. Зияющие врата, открытые нараспашку, никем не охраняемые, но все же так похожие на множество городских ворот, что повидал на своем веку Миаль. Рассерженная девица. Прохладное дыхание ночи. Отчетливые звуки городской жизни: цокот копыт, стук шагов, звон металла в кузне, голоса, скрип тележных колес и даже, время от времени — колокольный звон. Где-то лаяла собака — громко и требовательно. Даже слабый аромат свежеиспеченного хлеба висел в воздухе...

Единственной фальшивой нотой была тьма, скудно озаренная половинкой луны. Вся это деловитая суета, которой пристало бы кипеть днем, происходила в полночь.

— А ты...

Миаль машинально обернулся. Сидди Собан сверлила его сердитым взглядом.

— Да иди ты знаешь куда! — огрызнулся он. — Что теперь прикажешь делать, если кругом одни призраки!

— Замолчи!!! — в ее взгляде была такая злоба, что менестрель струсил и пролепетал примирительно:

— Я имел в виду этих...

— Ты говорил, что защитишь меня, — прорычала она.

— В самом деле?

— А сам стоял и смотрел, как они оскорбляли меня и угрожали мне мечом!

— А ты хотела ввести меня в город с петлей на шее. С ленточкой!

— Для твоего же блага. Словно ты — лишь комнатная собачка.

— Они избивали меня, а ты...

— Я позабавилась.

— Думаю, мне лучше пойти, — сказал Миаль и развернулся спиной к городу.

— Нет, не лучше! Защитник из тебя, как из башмака лодка, но другого у меня нет. Ты останешься со мной. Ты и твой дурацкий ящик с музыкой.

Она прошла в ворота, надменная и уверенная в своей власти. Можно было легко сбежать, ускользнуть в лес, что тянулся по склону холма и жался к городским стенам, как огромная толпа... Или не так уж легко? Нечто куда большее, чем воля призрачной девицы, тянуло менестреля в ворота.

Миалю вдруг пришло в голову одно смутное, но пугающее соображение. Он помнил, как всадники угрожали ему у озерца страшными карами, положенными тем, кто водится с неупокоенными. Конечно, они запугивали его. Странным было то, что они много чего сказали и в адрес Сидди, словно не были уверены, кто из них двоих призрак — девушка или музыкант.

И опять же, почему они вдруг предоставили Миаля самому себе — или призрачной Сидди? Словно им не было до него никакого дела. Мертвые пьют силы из живых — разве не так все время твердил Парл Дро? Тогда почему же...

— Миаль Лемьяль, ты идешь или нет?

Сидди уже стояла по ту сторону ворот и снова сердито жгла его взглядом.

— Ну почему я должен куда-то идти? — спросил Миаль и послушно побрел в город.

Стоило ему оказаться внутри городских стен, как его охватило чувство полной беспомощности — не физической, скорее внутренней. Как ни странно, это было даже не так уж неприятно. Сидди и Тиулотеф оказались не такими страшными, как он успел навоображать. Немного неожиданно. Миаль покорился им.

Гисте Мортуа оказался вовсе не таким, каким он рисовал его в своей уже начатой песне. Не был город призраков ни пыльным, ни мрачным и усохшим, ни погруженным в беспросветную тьму. И все же он был очень, очень странным.

Каменные мостовые, карабкающиеся по склону холма, узкие улочки, зажатые меж глухими стенами домов. На улицах царила тьма, черная, как деготь, и в то же время все было отчетливо видно, даже кирпичи стен и камни мостовой. Тут были тысячи оттенков черного цвета. Над крышами, затмевая звезды, бил в небо свет. Миаль решил, что это свет огней Тиулотефа — или же сам Тиулотеф светился изнутри? Свет походил на мерцание болотных гнилушек. Миаль попытался задрожать от страха, но у него ничего не вышло.