Джанин Фрост - На дне могилы Страница 37

— Я здесь потому, что люблю тебя, и мы… — Я собиралась сказать: «Мы женаты», но слова застряли у меня в горле. Нет, я сама убедилась, что не женаты, если считаться с вампирскими законами.

Кости холодно усмехнулся:

— Не знаю. Не собираюсь обнимать тебя, гадая, обо мне ли ты на самом деле думаешь.

— Кости, ты же знаешь, что это неправда! — с болью выговорила я. — Ты знаешь, что я тебя люблю. А если бы не знал, Господи, мог бы сам посмотреть, и увидеть…

— Только тени, — безжалостно оборвал он. — Отблески — когда ты не настороже, когда не отгораживаешься от меня стеной. Я открылся тебе целиком, до самого худшего, потому что ты не заслуживала меньшего, но ты не отвечала тем же. Нет, это ты оставила для Грегора. Поверила ему настолько, что бросила все по его слову. Ну, милая, я знаю, когда меня побили, а Грегор нанес мне грандиозное поражение. Его ты уважаешь. Ему ты доверяешь, а потому, если не уходишь ты, уйду я.

Мне стало холодно, ком в горле вырос вдвое. Это не ссора. Это что-то куда хуже.

— Ты меня бросаешь?

— Я многое могу выдержать…

Голос бесстрастный до рези. Я отпрянула. На секунду я его испугалась.

— Многое, — продолжал он. — Могу выдержать твою привязанность к Тэйту, хоть и презираю его. Твою вечную ревность к другим женщинам, потому что я на твоем месте был бы таким же. Могу выдержать твое стремление вмешиваться в опасные дела, которые тебе не по силам, потому что опять же это и в моей натуре. Все это терзало меня, но ради тебя я терпел. — Теперь он стоял. Холодный, равнодушный тон исчез, он с каждым словом повышал голос. — Я решился терпеть и то, в чем ты не признавалась, например твои тайные сомнения: не была ли бы ты счастливее с Грегором, чем со мной. Я мог бы вытерпеть даже истинную причину, почему ты не хотела меняться, истинную причину, из-за которой ты цеплялась за свое бьющееся сердце. Терпел, даже понимая, что в самой глубине души ты все еще веришь, что все вампиры — зло!

Он уже орал. Я попятилась. Никогда не видела Кости таким. Глаза горели электрическим зеленым огнем, эмоции сотрясали все его тело.

— Не думай, будто я не знал. Я всегда знал! И терпел, даже сознавая другую причину твоих колебаний. Под всеми твоими заверениями в преданности, под всей любовью — а я думаю, ты, несмотря ни на что, меня любила — ты не хотела меняться потому, что не верила, что это навсегда. Ты верила в меня только временно, а стать вампиром — это навсегда, так? Да, я это знаю. Знал с тех пор, как встретил тебя, но я был терпелив. Твердил себе, что настанет день, когда ты перестанешь смотреть на меня настороженным взглядом. Что когда-нибудь полюбишь меня так же, как я люблю…

Пианино разбилось о дальнюю стену, издало страшный предсмертный вопль. Я прижимала руку ко рту, пустота в животе разворачивалась, заполняла все тело.

— Я был дурак.

Эта простая фраза встряхнула меня сильнее, чем только что разбитое им пианино. Я вскрикнула от боли, но он не услышал.

— Но этого… этого я вытерпеть не могу — ты ушла от меня. Лучше бы я умер, чем увидеть оставленную тобой записку. С радостью зарылся бы в собственную могилу, чем видеть ту грязную бумажку!

— Я не уходила от тебя, я хотела помочь, и я написала, что вернусь…

— Никакие слова ничего не изменят.

Как пощечина. Он смотрел на меня без нежности, без любви, без прощения. Он был похож на статую. Мое сердце заколотилось от страха, отчаянного страха. Все разваливалось.

— Кости, подожди.

— Нет. Ничего не изменится. Разве можно повернуть часы назад, чтобы ты не уходила? Нельзя, не стоит и стараться. Ты никогда не хотела понимать. Никогда, и мне следовало бы об этом помнить. Может, это наконец пробьет ту броню, которую ты так заботливо полировала до блеска.

Он развернулся на каблуках и пошел прочь. Я застыла в нелепом остолбенении и бросилась за ним не сразу, перехватила уже в опустевшем фойе.

— Подожди! Господи, давай поговорим. Все можно исправить, клянусь. Ты только не уходи!

Я заикалась от боли, слезы текли по щекам, слепили меня, но я почувствовала его ладонь, мягко коснувшуюся мой щеки.

— Котенок. — Его голос прервался — не знаю отчего. — Здесь… у тебя нет выбора.

Хлопок закрывшейся за ним двери сбил меня с ног.

18

Аннет опустила приподнятую штору:

— Дождь. Я же говорила, что чую.

Я снова занялась коробкой стоявшего передо мной мороженого. Пралине и сливочное. Почти пустая. Потом открою швейцарский шоколад.

— Тебя не одурачишь ложным прогнозом…

— Можем, вместо прогулки, посмотреть кино, — продолжала Аннет. — Говорят, хорошее.

Хорошее? Я не могла вспомнить, что значит это слово. Я казалась себе ходячей раной. Даже спать не могла больше минуты подряд, как бы ни была вымотана, — боялась, что Кости вернется и я пропущу хоть мгновение с ним. Единственное облегчение: матери здесь не было. Она уехала куда-то с Родни, но куда — мне, по понятным причинам, не сообщили.

«Криспину нужно время, — сказал мне Ниггер после того ужасного разговора. — Не рвись за ним. Даже я не знаю, где он».

И вот я ждала, перебирая в уме все ужасные слова, что он мне наговорил, и, хуже того, сознавая, что по большей части это правда. Я не нарочно держала Кости на расстоянии. Не знаю, почему я отгораживала от него часть себя. Но больше всего я жалела, что ушла тем утром к Грегору.

А Грегор не терял времени. Ему мало было того, что он добился нашего разрыва. Он еще распространял слухи, что, если бы не он, я могла бы превратиться в гибрид вампира и гуля. Так, он собрал в Баварии двести с лишним вурдалаков. Обещал им, что, заполучив меня, превратит меня в вампира. У него еще хватило наглости уверять, что, если бы дюжину лет назад Менчерес меня не выкрал, а его не запер бы, я уже была бы вампиром и не достигла бы такой грозной известности.

Но Грегор меня не волновал. Теперь стали поговаривать, что и я на него повлияла. Никто не знал, что выбора у него не было. За него все решил серебряный кинжал в спине.

К этим страхам перед ужасным гибридом добавились разговоры о моем парижском прыжке. Кто бы мог подумать, что он вызовет такую массовую паранойю? Однако, поскольку искусство полета доступно только мастерам-вампирам, а я, хоть и ненадолго к нему приблизилась, все гадали, какие еще тайные способности я скрываю. Эти подозрения подпитывали страхи: что, если к моему репертуару добавятся еще и возможности вурдалака? Не стану ли я непобедимой? Неубиваемой? Не научусь ли одним прыжком перелетать через небоскребы и вращать землю в обратную сторону? Догадки становились все безумнее.

Мало кто знал, что в настоящее время я представляла опасность только для сластей. Алкоголь не помог, и я обратилась к сахару, но боли во мне было много, и сахара не хватало.