Наталья Александрова - Легенда о «Ночном дозоре» Страница 38

Однако в первый момент не это поразило Старыгина.

Ему показалось, что помещение, в которое он вошел, наполнено бесчисленным количеством невидимых насекомых, сверчков или цикад. Во всяком случае, со всех сторон доносился разноголосый стрекот.

Прислушавшись, Дмитрий Алексеевич понял, что это – не стрекот живых созданий, а неумолчное тиканье многочисленных механизмов, созданных человеческими руками.

Зал был полон десятками старинных часов.

Часы стояли на многочисленных изящных столиках с ножками в форме звериных лап и маленьких фавнов, на резных консолях и мраморных подставках. Это были часы в футлярах из бронзы и драгоценных пород дерева, из перламутра и слоновой кости, большие и маленькие часы, часы в форме башен и колесниц…

Еще здесь были десятки старинных глобусов, также выполненных из различных драгоценных материалов, в резных подставках и самого разного размера.

И почти сразу Старыгин узнал тот глобус, который был изображен на его карте. Глобус, который держал в левой руке Император.

Это был довольно небольшой глобус удивительно тонкой работы, выполненный из слоновой кости и палисандра. Моря и реки были сделаны из цветной эмали, а города – из ценных камней.

Старыгин подошел к этому глобусу и только тогда понял, что не видит того человека, ради которого пришел в Клементинум.

– Пан Мирослав! – окликнул он, еще раз оглядев зал. – Пан Мирослав Войтынский!

Ответа не последовало, и в зале по-прежнему не было слышно ничего, кроме ровного, многоголосого тиканья часов.

Старыгин удивленно подумал, что хранитель легкомысленно оставил свои сокровища без присмотра, а сам, должно быть, ушел через дверь в глубине зала.

Направившись в ту сторону, Дмитрий Алексеевич обогнул огромный глобус в человеческий рост, установленный в резной палисандровой подставке… и застыл на месте.

На узорном паркете позади глобуса, широко раскинув руки, лежал человек.

Это несомненно был тот, с кем Старыгин хотел встретиться, – пан Мирослав Войтынский. И сейчас Старыгин убедился, что сотрудник библиотеки действительно как брат-близнец похож на голландца семнадцатого века – командира отряда амстердамских гвардейцев капитана Франса Баннинга Кока.

То же бесцветное лицо, та же тонкая кожа, свойственная рыжим, те же блеклые глаза, та же маленькая рыжеватая бородка.

И теперь сходство еще усилилось, поскольку, как и амстердамский капитан, давно нашедший упокоение в семейном склепе, пан Мирослав Войтынский был несомненно мертв.

Потому что глаза живых людей не смотрят перед собой с такой отрешенностью от всего земного, с таким великолепным равнодушием к окружающему.

И еще потому, что вокруг головы пана Войтынского по драгоценному паркету зала растекалось огромное пятно крови.

Старыгин попятился, в ужасе глядя на мертвого человека.

Что происходит вокруг него?

Один за другим погибают люди, так или иначе связанные с поисками пропавшей картины. И погибают они едва не на глазах у Дмитрия Алексеевича, как будто кто-то не хочет допустить их встречи. Сначала человек, сорвавшийся ночью с крутой лестницы на Малой Стране… это еще можно было посчитать за несчастный случай, но за ним последовал повешенный на Чертовке… и теперь, наконец, этот человек, двойник капитана…

Старыгин снова посмотрел на мертвого человека.

Он действительно был удивительно похож на капитана Баннинга Кока. И как капитан на картине Рембрандта протянул вперед правую руку, показывая на что-то своему помощнику, молодому лейтенанту, так и его мертвый двойник вытянул правую руку, словно пытался до чего-то дотянуться или привлечь к чему-то внимание…

Дмитрий Алексеевич проследил за направлением его руки.

Ему пришлось пригнуться, поскольку справа от мертвеца стоял резной столик с часами. И там, под столиком, он увидел еще одни часы, сброшенные на пол или случайно упавшие со стола. Именно на них указывала мертвая рука, словно пан Войтынский в самый миг своей смерти настойчиво обращал на эти часы внимание…

Старыгин опустился на одно колено и внимательно взглянул на сброшенные часы.

Они были невелики – куда меньше других, стоявших на том же столе. Часы не шли, видимо, остановившись в момент падения, от удара об пол. И случилось это всего несколько минут назад, если верить положению стрелок…

Старыгин осознал еще одну ужасную вещь.

Если Войтынского убили несколько минут назад – значит, он автоматически попадает под подозрение! Точно так же, как в случае с человеком на малостранской лестнице…

Да нет, все это глупо! У него нет никаких мотивов для совершения этих убийств!

А у кого такие мотивы есть? Должно быть, Войтынский что-то знал и мог сообщить это Старыгину… Все-таки, почему он перед смертью показывал на эти часы?

Дмитрий Алексеевич снова пригляделся к старинному прибору.

Корпус из розового дерева был украшен перламутровыми вставками и тонкой, хорошо сохранившейся росписью. На одной стороне футляра были изображены весы, на другой – человек в монашеском одеянии, заботливо склонившийся над другим человеком, больным или умирающим. На третьей стенке были нарисованы пучки трав и разноцветные шары. Выше, над этими шарами, помещалась небольшая золотая корона с виноградными листьями по ободку.

Роспись довольно странная… по крайней мере, прежде Дмитрий Алексеевич никогда не сталкивался с такими сюжетами… Какая связь между весами, травами и склонившимся монахом? И при чем тут цветные шары?

Почему Войтынский перед смертью пытался привлечь внимание к этим часам?

Или вовсе не к часам, а к чему-то совсем другому?

Старыгин выпрямился и успел заметить, как человеческая фигура метнулась к противоположной двери и скрылась за ней.

Значит, убийца Войтынского до сих пор прятался здесь, в кабинете математики, укрывшись за одним из огромных глобусов, и только сейчас убежал!

Старыгин, не раздумывая, бросился вслед за ним.

За дверью оказался новый коридор – но гораздо менее нарядный, чем все прежние, без цветных росписей и пышной лепнины, его своды были просто выбелены. И в конце этого коридора мелькнула все та же сгорбленная фигура. Старыгин побежал, его шаги громко отдавались от низких сводов, эхо множило их, и можно было подумать, что по коридору бежит целая толпа.

В конце коридора оказалась винтовая лестница, уходившая вниз, и туда, вниз по этой лестнице, убегал убийца.

Старыгин несся следом за ним, перескакивая через ступеньки и ежесекундно рискуя сломать себе шею, но расстояние между ними не уменьшалось.