Евгений Константинов - Предел безнаказанности Страница 38

Купаться Володя не стал. Долго сидел на берегу, глядя на воду, допивая водку, и щелкая кнопкой выкидного ножа. Этот самодельный нож с отполированной деревянной ручкой ему подарил армейский друг Вася Латышев, ушедший на дембель на полгода раньше. Опасаясь возможных обысков в пограничном отряде, сержант Козырев подстраховался – недели за две до дембеля попросил знакомого гражданского водителя МАЗа отправить на свой домашний адрес посылочку. В ней были бережно уложены тетради с личными записями, дембельский альбом, несколько отснятых фотопленок, миниатюрная модель российского пограничного столба, сделанная самолично, и этот самый нож с чехольчиком, имеющим специальные липучки, для удержания на руке или ноге. Как же Володя хотел похвастаться этим ножом перед друзьями…

Опустевшую бутылку зашвырнул на середину реки, ее подхватило быстрым течением и понесло к мосту и дальше. Когда-то под этим мостом он вместе с Игорем Федоровым ловил на удочки рыбу…

Володя вдруг отчетливо понял, что если не разберется в случившейся трагедии, то не сможет спокойно жить. Что-то знала Лариса. Не напрасно же она предупреждала его с Игорем. Правда, говорила не про Богачево, а про соседнюю деревню. Но в том-то и дело, что про соседнюю. По ее словам Раево было не просто плохим местом, а страшным. Почему? Чем оно так ее напугало?

Пора было возвращаться домой. Если сократить путь и пройти знакомыми тропинками через санаторий, он как раз успевал на электричку, которая ходила в Москву примерно раз в полтора часа. На всякий случай Володя решил пробежаться. Три дня назад он тоже бежал по дороге из Богачево в Кобяково – первый раз за водкой, второй раз… Он вспомнил Марину Филиппову. Как встретил ее в Аленином овраге, они слились в порыве внезапно охватившей друг друга страсти. Казалось, это произошло так давно…

На электричку Володя успел, но до Москвы доехал не сразу. Нехорошее предчувствие заставило выйти на платформе «Захарово» и направиться домой к Марине Филипповой, жившей в поселке Летний отдых. Дверь открыла ее мать – заплаканная и растерянная. Оказалось, что Марина, уехавшая на выходные в деревню, до сих пор не вернулась. Пропала…

Нельзя сказать, что Антоха Дурандин чувствовал себя словно «царь и бог». Нет, когда он бросил в котелок с кипящей водой пойманную в Раевском озере щуку и одновременно с этим трое парней завизжали словно пущенные под нож свиньи, и начали кататься по земле, превращаясь в некую обваренную массу, в его голове и в самом деле появилась мысль, что он всемогущ. Но потом…

Потом он не то чтобы испугался. Антоха просто окончательно понял и поверил, что каким-то немыслимым образом может легко и безнаказанно вершить лично свой суд над любым человеком. И секрет этого способа ему открылся. Инструментом была щука! Человек, с которым он общался перед тем, как поймать щуку, погибал так же, как погибала рыба. Получалось, что при желании, если все правильно рассчитать он может жестоко расправиться с любым своим врагом! А таких у Антохи Дурандина хватало.

Он думал об этом все время, пока, промокнувший до нитки под ливнем, возвращался с Богачевского озера, пока наводил в доме порядок. Грязи и вони хватало – и в отцовской спальне, и в подполе, но Антоха, распахнув окна и двери, тщательно все выметал, вычищал, вымывал. Кости и остальное, все вместе запихнул в один мешок из-под картошки. Когда стемнело, выкопал в углу сада яму и устроил подобие похорон, однако, удосужившись придать общей могиле Дурандина старшего и его сожительницы вид свежевскопанной грядки.

Большую часть следующего дня Антоха провел в своем шалаше. Сначала надежно заклеил дырыщу на боку резиновой лодки. Дело было привычное – сколько раз подобные операции приходилось проделывать с теми же велосипедными камерами.

Потом жег костер в специально отрытой для этого ямке и пек в углях картошку. Спички, соль, а также кое-какие специи он всегда носил собой, даже когда ходил в школу, ну а запасы картошки, репчатого лука и чеснока имелись в шалаше. Так же как сухари, сахар, чай и металлическая посуда. Родник с чистейшей водой был поблизости, и случались дни, когда Антоха устраивал себя в шалаше и завтрак, и обед, и ужин.

Этот шалаш он соорудил в самом конце прошлого лета. Долго выбирал место, чтобы оно находилось неподалеку от опушки ближнего к деревне леса, но главное – оно было надежно скрыто от посторонних глаз. Строил шалаш, не торопясь, тайком, в темное время приносил в лес доски, фанеру, гвозди, рубероид, даже не очень старый матрац притащил из своего сарая. В итоге получилось вполне приличное жилье, в котором можно было стоять в полный рост и не только переждать дождь, но и переночевать.

И каково же было разочарование Антохи, когда однажды, в конце сентября он заглянул в свой шалаш и застал там дочь сожительницы отца Наталку! Она была примерно на год его моложе и, вроде бы, нормальной девчонкой, даже симпатичной, но Антоха ее, что называется, в упор не видел – слишком уж ненавидел он стерву Ангелину, чтобы обращать внимание на ее дочь. И теперь эта конопатая малолетка каким-то образом рассекретила самую главную его тайну!

Он был готов наброситься на нее и избить, как самого злейшего врага, но Наталка, видя его состояние, сразу принялась извиняться, говорить, что нашла шалаш совершенно случайно, когда пошла в лес за опятами, стала клятвенно заверять, что никому и никогда про этот шалаш не расскажет. Только корзинки в руках у нее не было, а значит, и верить всему остальному Антоха не собирался.

– Ну, что же мне сделать, чтобы ты мне поверил? – чуть не плача, вновь и вновь спрашивала девочка.

Он тоже не знал. Но вдруг придумал. И, посчитав, что имеет на такое требование полное право, набравшись смелости, выпалил:

– Я знаю, что! Если ты хоть одному человеку расскажешь про мой шалаш, то я расскажу всем ребятам на деревне и в школе о том, что увижу здесь и сейчас.

– А, что ты увидишь, Антоха? – непонимающе заморгала Наталка.

– Твои сокровища! Ты снимешь трусы и покажешь мне свои девчачьи сокровища.

– Как это?

– Не знаешь, как трусы снимают?! – все больше наглел парень. – Могу я вместо тебя их снять. Давай! – он протянул руки.

– Нет! – отступила девочка и, подумав всего лишь мгновение, решилась. – Я сама.

И Наталка сделала это. Ее лицо залила краска стыда, но руки проникли под платье, потянули вниз, и белые в красный горошек трусики упали на ее розовые кроссовки.

– Так я не вижу самое главное! – все так же нагло заявил Антоха. – Платье задери.

Наташа подчинилась и, кажется, всхлипнула. Но Антохе было все равно, плачет она или нет, разглядывать девчачьи сокровища было намного интереснее.