Антон Фарб - Глиф Страница 38

Имя он прочитал по слогам с экранчика телефона. Ромчик, стараясь не выказать удивления (Ника-то тут причем?!), ответил как можно равнодушнее:

— Отведешь отлить — расскажу.

— Ну ты достал, пацан, — рыкнул Гнусавый угрожающе.

Но любопытство победило: он все-таки спрыгнул с водительской седушки электрокара и подошел к стулу, к которому привязали подростка. Вытащив из кармана нож, Гнусавый щелкнул лезвием и поднес его к лицу Ромчика.

— Будешь дергаться — порежу, — пообещал он.

— Не буду, — пообещал Ромчик. — Че я, дурак, что ли?

Гнусавый перегнулся через Ромчика и принялся распутывать веревки у него за спиной. От него несло перегаром и застарелым, кислым потом. Сальная, в угрях и прыщиках шея скина оказалась перед самым лицом Ромы.

Превозмогая отвращение и не отворачиваясь, Ромчик терпеливо ждал, пока ослабнут веревки, не сводя взгляда с пульсирующей жилки под оттопыренным ухом Гнусавого. Еще чуть-чуть… Ну… Левую уже можно выдернуть… Правую — почти… Придурок запутался в узлах, ничего… Мы обождем… Давай, вонючка, давай, старайся… Ну… Сейчас!!!

Когда петля упала с правого запястья, Ромчик дернулся вперед и впился зубами прямо в эту пульсирующую жилку. Рот моментально наполнился горячей и липкой кровью. Только бы он СПИДом не болел, мелькнула шальная мысль.

Гнусавый взвыл и отпрянул. Ромчик выдернул вторую руку, вскочил (ноги затекли и чуть было не подкосились — но нифига, выдержали), схватил стул и широким замахом, как двуручником, рубанул противника по бритой голове.

Стул разлетелся вдребезги.

Гнусавый пошатнулся, отпустил прокушенную шею — кровь щедро выплеснулась на кожаную куртку, посмотрел на свою окровавленную ладонь, опять зажал шею и нагнулся за оброненным ножом.

Это был самый подходящий момент, чтобы ударить его ногой в лицо… но Ромчик, до сих пор сжимавший зубы до судороги, вдруг понял, что у него во рту — кровь скинхеда. Мальчишку скрутило и вырвало на бетонный пол.

— Ну все, — еще более гнусаво, чем обычно, сказал скинхед. — Пиздец тебе. Пяти часов ждать не будем…

Стоя на четвереньках, Ромчик беспомощно наблюдал, как к нему приближается окровавленный и озверелый скин. А ведь действительно, пиздец. Только причем тут пять часов?..

Гнусавый пнул его по ребрам и, когда Ромчик перекатился на спину, навис над ним с ножом в руке.

— Я тебе сейчас яйца отрежу, сучонок, — Он снова отнял ладонь от раны, задумчиво посмотрел на собственную кровь и, наклонившись, быстро провел пальцем по лицу Ромчика, что-то нарисовав в три касания. — Молись, падла…

В эту самую секунду у него за спиной лязгнуло, и заскрежетала, поднимаясь, металлическая дверь.

16

Они потеряли почти полчаса прежде чем уехать с парковки торгового центра. Спустить Клеврета с крыши оказалось не такой уж простой задачей: парень, как выяснилось, не просто боялся высоты, а боялся ее панически, до оцепенения, и можно было только диву даваться, что ради друга он преодолел свой страх и забрался наверх по пожарной лестнице. Ника даже пригрозила сбросить его вниз, если мальчишка не перестанет кочевряжиться, но и это не помогло. В конце концов, она нашла незапертую дверь (спасибо халатности местной охраны) и транспортировала Женьку по служебной лестнице. Из-за ЧП на парковке до них никому не было дело.

Потом возникла заминка на самой парковке. Славик и Марина (ну на кой он ее притащил?!) ругались и скандалили как заправские склочники с большим стажем супружеской жизни и обширным словарным запасом. В ход шли такие слова как «истерия», «инфантилизм», «клептомания» и даже «хронический субдекомпенсированный недоебит». Предметом спора выступала мотоциклетная седельная сумка, которую они пытались вырвать друг у дружки из рук.

Подойдя к «Ланосу», Ника приказала обоим заткнуться, и, видимо, было нечто в ее голосе, взгляде и внешности — Славик с Мариной послушались.

— Вы двое, — скомандовала Ника Марине и Клеврету. — На заднее сиденье. Ты, — обратилась она к Славику. — Знаешь, где улица Коммерческая?

— Знаю, — растерянно подтвердил Славик.

— Тогда поехали. И очень-очень быстро…

Но перед выездом Марина потребовала осмотреть «Ланос» на предмет глифов, и Ника, помня закорючку на «Хюндае» Анжелы, согласилась. Минус еще пять минут.

Зато Славик понял ее «очень-очень быстро» буквально. Он мчал по мокрым улицам Житомира, срезая углы и проскакивая светофоры на красный. Они почти выскочили из города, свернули на объездную и понеслись по пустынной дороге, догоняя грозовые тучи. Редкие встречные дальнобойщики жались к обочинам, и мрачно темнела громада таможенного терминала. Потом был поросший бурьяном железнодорожный переезд с какими-то заброшенными складами, пара мертвых заводов (цеха с выбитыми стеклами, похожие на черепа с пустыми глазницами, и надпись на бетонном заборе: «Наш вклад в дело мира — ударный труд!»), крутой мост над путями, мигающий желтым глазом светофор, трамвайная остановка со стайкой промокших пешеходов, опять заводские заборы с проходными, полуразрушенная заправка, новенький, обшитый яркой вагонкой корпус завода «Биомедстекло», пыхтящие трубы силикатного комбината, морщинистая гладь заполненных водой выработанных песчаных карьеров (тут «Ланос» все-таки догнали ливень и въехал в него, как под водопад, дворники сразу захлебнулись, и мир снаружи стал мутно-расплывчатым), совершенно убогий, похожий на старую деревню, частный сектор с редкими вкраплениями особняков из белого кирпича, и бесконечная череда складов.

По нужному им адресу находился один из складов. На проходной компанию долго не хотели пускать на территорию, но Ника сунула охраннику двадцать долларов, и тот поднял шлагбаум.

Теперь оставалось отыскать среди бесчисленного количества складских помещений строение сорок два. Сделать это было не так-то просто. Ливень усилился, и все пространство между длинными складскими помещениями превратилось в бескрайние лужи, похожие на штормовые моря. Вода была сверху и снизу, а посередине захлебывался «Ланос», петляя в лабиринте складов и проезжая под арочными кранами.

— Вон! — указал Женька, перегнувшись вперед и вытянув руку. — Вон там!

Зрение у него было хорошее. На грязной, в потеках копоти бетонной стене был номер сорок два, написанный так давно, что под дождем ее было почти и не видно — и краска, и стена были всего лишь разных оттенков серого. Но рядом с цифрой начертали глиф:

— Это тут! — возбужденно закричал Женька.

— Тихо ты, — шикнула на него Марина, всю дорогу хранившая настороженное молчание. — Это же Весы! Астрологический символ, — добавила она. — И еще он может иметь алхимическое значение… какая-то процедура… только не помню, какая.