Мария Барышева - Коллекция Страница 39

Вечера были пустыми, проходили тихо и незаметно, и большую часть этих вечеров Кира была предоставлена самой себе. Стас был не в счет, кроме того, он часто уходил гулять с Викой, очаровавшей-таки скептического историка. Правда, к девяти-десяти часам вечера он неизменно возвращался, приводя этим Киру в некоторое недоумение. Пока что он ни разу не пришел поздно и не остался у Вики на ночь, хотя Кире было прекрасно известно, что их отношения уже давно, как говорили раньше, «вышли за грани приличий», и Вика, то ли по рассеянности, то ли намеренно передала Кире парочку подробностей, которые были более чем пикантны.

Кроме Вики друзей в этом городе у Киры пока не было. На работе она ни с кем, кроме Егора, еще не сдружилась (веселая болтовня на курилке не в счет), но у Михеева были свои вечера, и разделять их с ним Кира не считала ни нужным, ни правильным. Кира не сомневалась, что вскорости наступят перемены, и она найдет себе милого молодого человека, с которым будет нескучно проводить вечера… а пока она играла на фортепиано, читала и пыталась придумать новую вазу или аромолампу, но отчего-то пока в голову ничего не лезло, пальцы лепили из пластилина либо что-то банальное, либо что-то совершенно нелепое, и, злясь, она сминала только что созданное в бесформенный комок.

Было скучно, серо и безмятежно.

Так подошел к концу март.

Вот уже неделю на работе была запарка, и Кира возвращалась домой не раньше девяти, а то и в десятом часу. Михеев несколько раз доблестно вызывался «сопроводить», но получив непреклонный отказ, успокоился и по-прежнему выходил на своей остановке, сделав на прощанье ручкой. Кире казалось, что Егор и не горел особым рыцарским энтузиазмом — после работы Михееву хотелось домой, к маминым борщам и котлетам, и к «очередной», которая носила небесное имя Ангелина, работала в паспортном столе и имела склочный характер и высокую грудь.

Маленький кипарисно-туевый парк уже накрыла привычная густая тьма. Фонари здесь включали очень редко, и ночь в парке казалась первобытной, нежилой, словно маршрутка примчала Киру на окраину города, а может и дальше — где нет людей и жилья, а есть только мрак, бесформенные глыбы кустов, окружающие узкую выщербленную дорожку, и уходящие вверх конусы деревьев. В пасмурные вечера люди сливались с темнотой, и на их присутствие указывали только голоса и звук шагов, и лишь когда они проходили совсем близко, Кира могла их увидеть. Многие шли поодиночке, и, держась за свою сумочку, она настороженно вглядывалась в скользящие мимо молчаливые тени. Конечно, куда как спокойней было бы позвонить Стасу — вполне вероятно, он уже дома и мог бы ее встретить. Но звонить ему Кира не хотела. Не то, чтобы она тяготилась его обществом — нет, Стаса она обожала, но… его было слишком много. Он был утром и вечером. Он был в каждый выходной. Он проводил с ней куда как больше времени, чем с Викой. Он был замечательным, но его опека иногда начинала ее раздражать. Похоже, Стас никак не мог привыкнуть, что Кира — не несмышленое дитя, с которым он расстался когда-то, а взрослая двадцатипятилетняя девица, которую вовсе не надо за руку переводить через дорогу.

Дорожка свернула направо, огибая колючую чащу кустов, и каблуки Киры застучали по старым разбитым плитам, из которых кое-где торчали голые, словно обглоданные прутья арматуры. Она сразу же сошла на полоску земли рядом, покрытой сухой прошлогодней травой, хорошо помня, что здесь метров на пятнадцать вперед нет ни камней, ни коварных ямок. Идти стало чуть посветлее и поспокойней — впереди, сразу за проезжей дорогой, словно маячок, приветливо светился бакалейно-пивной ларек, за ним же громоздились дома, и сквозь ветви огромных старых акаций виднелись россыпи освещенных окон.

Сегодня, выходя из «топика» и спускаясь по лестнице, Кира вначале размышляла о своих скучных вечерах и об объявлении, которое увидела утром в троллейбусе: «Объявляется набор в школу бального и современного танца «Киммерия». Приглашаются все желающие». Сбор должен был состояться через несколько дней. Может, попробовать сходить? Если оплата не очень высокая и занятия в подходящее время, то почему бы и нет? По вечерам ей пока все равно нечего делать, кроме того, ей всегда хотелось хоть немного научиться классическим танцам. Отчего-то ей вдруг с огорчением вспомнился выпускной, когда в школьном дворе несколько ее одноклассников танцевали вальс, а она только стояла и смотрела, потому как танцевать вальс совершенно не умела. И когда одна из подруг за несколько дней до выпускного пыталась ее научить, ничего не вышло, — то ли подруга была плохим учителем, то ли Кира бестолковой ученицей…

В кустах справа что-то легко хрустнуло, и, вздрогнув, Кира прибавила шагу. Кошки, конечно же — ими здесь все кишит. Только…

На ходу она оглянулась, но ничего не увидела, кроме темноты и густого сплетения ветвей. Едва слышно посвистывал ветер, в отдалении постукивали чьи-то каблуки и шумел двигатель уезжающего «топика». Все было привычно, обыденно — кроме неожиданно возникшего неприятного ощущения тяжелого взгляда, упершегося ей в спину. Чувства опасности к этому не примешивалось. Кто-то просто смотрел на нее, наблюдал, как она идет по дорожке. Да вот только позади нее никого не было.

Она могла бы решить, что ей мерещится — мало ли что покажется в темноте вечером бедной одинокой девушке, если бы ощущение не было очень знакомым. Оно появлялось у нее вчера, когда она уже подходила к дороге. Оно появлялось у нее позавчера, когда Кира уже заходила в подъезд. Но если тогда это ощущение было секундным, призрачным, то сейчас оно тянулось, нарастало, густело. Кто-то смотрел на нее. Смотрел очень внимательно.

В кустах снова что-то хрустнуло. Нет, это не кошка. Какое-то существо намного тяжелее. Кира едва сдержалась, чтобы не припустить бегом, а продолжала идти с торопливым достоинством. Глупости все это! Возможно кто-то просто забрался в кусты по нужде и ждет, пока она уйдет. Вот будет ему потеха, если она…

В кустах позади что-то ворохнулось, потом раздался громкий хруст, словно кто-то большой уверенно проламывался сквозь ветки. Послышалось негромкое басовитое ворчание, что-то глухо стукнуло, кто-то испуганно ругнулся, снова раздался хруст и все стихло. Только в отдалении быстро-быстро затопали чьи-то бегущие ноги.

Кира, плюнув на собственное достоинство, как заяц метнулась к дороге, перемахнула ее в несколько прыжков и, только добежав до ларька, остановилась в освещенном полукруге, тяжело дыша и глядя назад, через дорогу, где чуть покачивали острыми вершинами кипарисы. По дороге в сторону моря неторопливо проехала машина, прокатив перед собой волну света, и Кира увидела пустую дорожку и темные неподвижные кусты, после чего привалилась к железной стенке, мысленно ругая себя последними словами. Это уже не мнительность. Это уже откровенная трусость, граничащая с помешательством. Какая-то дворняга спугнула мужичка, забравшегося в кусты справить естественные надобности или выпить, в конце концов, а она, Кира, пускается бежать так, словно за ней гонится стая демонов! Это уже ни в какие ворота не лезет!