Антология - Монстры Лавкрафта (сборник) Страница 39

Пол немного качался, как палуба корабля в открытом море, но он был на удивление устойчивым, учитывая, что некоторые участки каркаса, а иногда и весь каркас были в движении, когда блестящее катящееся чудовище, громыхая на грязном берегу, стало входить в стремительную черную воду. Вода выходила и шипела напрямую из двух открытых каналов вентиляторов, а Джон Бэнс, пятый член экипажа, ругаясь, со стуком захлопывал порталы. Его высокое крепкое тело моряка искривлялось в этой ходячей клетке, что позволяло ему легко передвигаться по полу. Рудж ощущал, как сжимаются его легкие от внутреннего чувства, будто черные потоки пробьют брешь в небольшом пузыре воздуха, который поддерживал их под водой.

Слабое сияние, созданное эффектом Фарадея, отбрасывало на них массивные тени. Портал теперь был бесполезен, и команде пришлось рассчитывать, что компас и касания механических щупалец приведут их к другому берегу.

– Я отправляю наверх несколько воздушных трубок, – сообщил Мэллори. Он потянул несколько рычагов, и глухое громыхание обозначило подъем труб. Мэллори изучил индикаторы, затем кивнул. – Это должно помочь, – он повернул голову и крикнул Джону Бэнсу: – Открывай четвертую, пятую и шестую подачу топлива.

Вентилятор негромко зашумел, и поток холодного воздуха с реки проник в кабину. Рудж почувствовал, как ощущение скованности грудной клетки сходило на нет.

Теперь они двигались без подвижного каркаса. Вперед их толкали грейферы[47] и пучки неровных, соединенных труб, выросших из оболочки машины, чтобы производить медленное движение. Они увеличивали скорость, затем останавливались, потом снова увеличивали скорость, и эти перепады отдавались на полу корабля ленивым галопом лошадки-качалки.

Время застыло в темноте. Рудж убедился, что они не достигли никакого прогресса, застряв в грязи и раскачиваясь туда-сюда – словно какой-нибудь идиот, который потерял дорогу в ночи и пытался успокоиться, обхватив руками колени и изображая маятник или язычок колокола.

Что-то взорвалось, отдавшись эхом у Руджа в голове. Ревущие, царапающие и раздирающие звуки заставили его сердце сильно забиться, когда он представил, как огромное водное чудовище пытается открыть это твердое яйцо и выпить его содержимое.

– Все в порядке! – закричал Мэллори. – Это растущее под водой дерево.

Флегматичный Мэллори с капельками пота на лбу расставил руки, будто играя с призраком, и внешние щупальца повторили за ним. Судно шло против течения, и ветви затонувшего дерева хватались за него с отчаянием оскорбленного любовника. Рудж попытался это себе представить: утонувшее дерево борется с механическим кальмаром, в чьем пузе полным-полно людей (мягкая плоть на ломких костях), и в кромешной тьме идет эта невидимая битва, бессмысленная и невообразимая для какого-нибудь чудища или дикаря, глядящего на вздымающуюся поверхность реки.

Так сэр Бертрам Рудж размышлял над невыразимой странностью этой ситуации, и это признание его ничтожности и уязвимости успокоило его, как и всегда в подобных случаях.

Они набрасывались и хватали, пытались сбежать, безнадежно увязая в грязи, а затем, в одно мгновение, будто эта битва была всего лишь игрой – перетягиванием каната с каким-нибудь гигантом, который резко потерял интерес и просил свой конец веревки, – освободились и вышли на мелководье, где и сели на мель.

К тому моменту в небе почти не осталось света, но они продолжили свое путешествие, не желая разбивать лагерь так близко к реке. Той ночью все, кроме Мэллори, разбили палатки снаружи машины и спали, обернутые москитной сеткой, и с оружием наготове. Возможно, в бронированном шаре «Славы империи», где дикие звери не смогли бы их найти, было безопаснее, но они, утомившись от этого сырого замкнутого пространства, решили рискнуть и заночевать на открытом воздухе.

Устроившись в своей палатке, Рудж потянулся, чтобы потушить керосиновую лампу, и в тот момент что-то маленькое и круглое дважды подпрыгнуло, будто свалившись с потолка. Рудж отдернул руку, опасаясь, что это был паук или другое жалящее и кусающее насекомое. Наклонившись вперед, он увидел крохотную бледную лягушку. Медленно протянул над ней руку – без задней мысли, желая просто проверить свои рефлексы, – и схватил ее. Затем потихоньку разжал пальцы и посмотрел на пучеглазое создание. Лягушка была размером с грецкий орех, с такой прозрачной кожей, что были видны внутренние органы. Поворачивая ее к свету, Рудж увидел ее бьющееся сердечко, закрученный кишечник, напоминающий утонувшего в воде червя, и хрупкие зеленые кости. Рудж наклонился вперед, вытянул руку, просунул ее под полой палатки и открыл ладонь. Лягушка ускакала прочь, а Рудж отвел пустую ладонь и лег обратно.

«Ты так далеко от уютного очага Англии», – подумал он.

Шел сухой сезон – это было относительное понятие. Рудж проклинал это время, когда у человека на коже могла вырасти плесень и появлялся слабый туман, в котором, казалось, скрываются чудовища.

Их продвижение по этому миру шло громко и жестоко. «Слава империи» не была рассчитана на то, чтобы перемещаться незаметно. Она двигалась, пробивая и распиливая себе путь по джунглям, снося деревья или забираясь на них, словно неуклюжий паук, пока они не прогибались под ее весом. Иногда обезьяны кричали с деревьев, следуя за машиной по несколько дней, улюлюкая от возмущения или, возможно, ощущая своего рода ликование и восторг от разрушений. Рудж видел, как люди вели себя подобным образом в разгар войны.

Он был очарован «Славой империи», но в ней было нечто, чему он не доверял. Рудж считал, что это было восстание против самой природы, под которым он понимал не дьявольский замысел, а лишь то, что она, сделанная согласно неизменным физическим законам, была, соответственно, созданием природы, а разрушения живого мира казались извращением, низвержением законов, которые Господь установил для своего творения. Рудж не мог никому этого объяснить, а если бы ему как-нибудь и удалось озвучить свои замечания, никто не воспринял бы его всерьез. Люди позабавились бы и посмотрели бы на него как на старого и глупого чудака, не способного примириться с неизбежными переменами.

Что ж, он был старым и своеобразным человеком. Возможно, ему больше ничего и не оставалось.

На одиннадцатый день путешествия, когда они еще не добрались до сгоревшего дирижабля, им улыбнулась удача: они наткнулись на небольшую деревеньку с круглыми хижинами. Они прошли бы мимо, но какофония, сопровождающая движение машины, привлекла местных жителей, которые оказались весьма дружелюбными и продемонстрировали некоторое знакомство с цивилизацией, – они носили одежду и подражали Иисусу, вставляя в ладони шипы. Слуга Руджа Якобс имел способности к языкам или скорее к налаживанию контактов. У этого маленького смуглого человека были выдающиеся серые усы, из-за которых он казался несколько воинственным, хотя на самом деле был спокоен как удав и мог добиться информации от любого человека, способного говорить.