Дмитрий Ахметшин - Ева и головы Страница 39

Эдгар лишь кивнул. Валдо вежливо ждал, наблюдая смену задумчивых гримас на лице цирюльника.

Наконец, великан сказал:

— В таком случае я жду чистосердечного рассказа о любых тайнах касательно твоего господина и права задавать любые вопросы.

— Вот это разумное решение… постой-ка! О тайнах?

— Мечтаешь ты о том, чтобы твой господин вновь ездил верхом, не так ли?

Лицо Валдо изменилось. Теперь была его очередь сделать выбор, а Эдгар спокойно ждал. Ева, которая всё это время пробиралась к великану от одного укрытия до другого, словно паломники, идущие по полной стервятниками и тиграми пустыне к горе Синай, наконец проползла под нужным стулом и подёргала Эдгара за ногу. Спросила:

— Ты на самом деле хочешь, чтобы тот старик убил тебя топором?

— Маленькая сойка, загадка! Загадка не мерещится тебе в том, что голова некого господина восседает себе на стуле и выглядит так, как будто готовится откушать застолья? Бред чёрного козла!

— Он был ревностным слугой Господа, — вставил Валдо. — Вы должны были бы о нём слышать, если бы немножко больше следили за новостями и слухами. Сейчас уже мало что осталось, но когда-то о бароне фон Кониге ходили тысячи разных историй! Его боялись даже крысы в казематах принадлежащих язычникам крепостей.

Эдгар как ни в чём не бывало продолжал, выставив перед собой палец и словно загородив таким образом враждебность на лице Валдо:

— Тем более такого, который был ревностным слугой небес и чтил заповеди Иисуса. В нём до сих пор держится божья искра, искра души. Значится, неправда была моя, когда — помнишь, Ева? — говорил, будто животворящий свет исходит из печени. Значит, нужно понять, в каком месте я ошибался. А кстати, где его тело?

Ева выглянула из-под стула, и увидела, что мышца на левом лице её великана зашлась в безумном танце, а рот кривится в ухмылке, словно его натягивала невидимая тетива.

— Его не смогли сюда доставить, — покачал головой Валдо. Нижняя губа выдвинулась вперёд, показывая лёгкую растерянность — не такой реакции он ожидал от пленника. — А теперь всё уже кончено. Сгнило, как и полагается любой бренной плоти. А голова, вот, целёхонька.

— Я возьмусь помочь твоему господину, — Эдгар поднялся. Ева слышала, как натягиваются и ослабляются в его теле, судя по звуку, настоящие канаты, и в очередной раз сравнила Эдгара с римской машиной. — И постараюсь докопаться до первопричины. Ты же, в ответ, тоже возьми на себя обязательство не перечить мне и делать всё, как я скажу. Прикажи принести инструменты. Они в повозке. Начну прямо сейчас… если, конечно, твой господин уже отужинал.

— У нас здесь больше нет слуг, — поморщился Валдо, — Я же имею за собой должность домоправителя и оруженосца. Так что придётся тебе самому за ними сходить. Это единственное, в чём я не смогу тебе посодействовать.

Эдгар поковырял в ухе.

— Значит, нам можно покидать дом?

— Можно, — Валдо кивнул. — Но учтите, если сбежите, то безнаказанным это не останется.

Эдгар поднялся. Ему не терпелось приступить к исследованию, резать, зашивать, нюхать и смотреть. Никогда ещё девочка не видела на живом лице цирюльника такого интереса.

Поэтому Ева вылезла из-под стула и тоже решила дать волю вопросам, что не находили себе покоя. Она добавила во взгляд немного строгости, привлекла к себе внимание господина, деликатно, но настойчиво почмокав губами. Сказала:

— А вы нам дадите денег. И ещё еды. Столько еды, сколько съедим.

Лицо Валдо выражало любопытство пополам с лёгкой брезгливостью, глаза, при разговоре с Эдгаром остававшиеся тёмными и скучными, казалось, просветлели. Странно, но Ева, не умея читать, могла разгадать этого человека, как магистр над знаками разгадывает арабские или греческие символы. У Валдо не было привычки замечать на улицах этих маленьких, подгоревших на солнце, кажется, до хруста, оборванцев. И детскую речь, обращённую к нему, никогда не слышал.

— Кто это, господин цирюльник? — спросил он громко, впрочем, наверное, уже не надеясь, что его услышат.

— Слушайте её, слушайте, — донёсся со стороны лестницы голос Эдгара. — Это моя тень. Она заботится обо всём, что вылетело из моей головы. Ниспосланная Иисусом ли, дьяволом ли, но она ребёнок, поэтому я не могу просто так её прогнать. Сказано — дети унаследуют Царствие Небесное. Это, если хотите, моя частица этого царствия.

Ева, внезапно смутившись, юркнула следом за цирюльником, отвесив в дверях торопливый поклон.

— Вы получите, что хотите. Конечно, в разумных пределах, — сказал управитель, но на площадке уже никого не было.

Валдо был столь великодушен, что дал им время передохнуть и отвёл комнату на первом этаже, в дальнем, холодном крыле, сообщающимся с основной частью дома открытой эстакадой. Её, как будто одеялом, укутывал розовыми лозами вьюнок. Огромные жёлтые подсолнухи вставали вдоль одной из стен молчаливым парадом. Там, отгороженный от дорог могучими спинами домов, был крохотный ботанический сад с сокрытой в ивовой листве беседкой. Теперь за садом никто не следил. Стена из растительности скрадывала любые шаги. В этом крыле когда-то размещались слуги, теперь же витал дух запустения. Свет, просачивающийся через мутные витражи, создавал ощущение, будто находишься на дне глубокого озера, и ледяной пол вторил ему, с ухмылкой шепча тебе, будто всплыть мешает привязанный к ноге камень. У фамилии дела шли явно не лучшим образом. Легко понять, почему после возвращения из похода влиятельного барона вся здешняя челядь разбежалась. Только полоумный Бернард остался бродить по коридорам, разевая рот и пуча глаза, как языческий идол.

Еву же беспокоило другое: в её мозгу роились зловещие сцены. Мог старший управляющий самолично казнить всех, кто не был, по его мнению, надёжным, дабы предотвратить разглашение тайны своего господина? Девочка думала о кинжале в ножнах, а потом о длинных, обманчиво-тонких пальцах, которые так удобно смыкать на чужих шеях…

«У кого остались в памяти все здешние повороты и тайные ходы, кроме господина Валдо?» — подумала Ева, разглядывая в одном из коридоров корабельный румпель, для чего-то прибитый на стену. Когда-то, наверное, он имел практическое значение. Детишки играли в речных капитанов, в рыболовов или пиратов, или датчан-завоевателей, что исходили под парусами весь белый свет.

Эдгар не походил на человека, который нуждался в отдыхе — он рыскал по комнате, будто угодивший в клетку грызун. Казалось, помещение уменьшается с каждым его шагом, становясь всё теснее. Кроме того, Эдгару приходилось всё время пригибать голову. Впрочем, похоже, он не испытывал по этому поводу никаких неудобств.