Роман Грачев - Остров страха Страница 4

Уже много лет почти каждый вечер старик усаживался на двуногую скамейку возле железной дороги и курил папироску. Колея огибала угол его двора почти в опасной близости, но Ключник наотрез оказывался передвинуть скамейку. Ему нравилось здесь сидеть вечерами, смотреть на стрелы солнечного света, прорывавшиеся сквозь лесную завесу, и окутывать себя дымом. В эти минуты он становился похожим на древнее языческое изваяние. Летом Ключник удачно вписывался в пейзаж, сливаясь с зеленью и закатным солнцем, зимой же темная согбенная фигура с мохнатой шапкой-ушанкой, заметаемая снегом, выглядела пугающе.

Мало кто из аборигенов решался подходить к Егору во время «вечерних медитаций на скамейке». Один из смельчаков, сорокасемилетний Дровосек Николай, свое прозвище получивший благодаря работе на лесопилке в соседней деревне и страсти к вырезанию из дерева маленьких фигурок, едва не лишился дара речи, когда, будучи слегка навеселе, подошел к Ключнику за папироской. Он не имел злых помыслов и не собирался над стариком подшучивать, но после встречи Дровосек наказал хуторянам не трогать Егора, пока он сидит на своей проклятой лавочке.

«Глаза у него – что хрустальные стаканы, – рассказывал Николай. – Блестят, но пустые. Сидит, о чем-то думает, а из носа и ушей дым валит, как у черта».

Проверять достоверность рассказа никто не решился. Народ в Подгорном, особенно местный женский актив, обильно распространяющий слухи, – Мария Лобова, вдовствующая домохозяйка и мать инвалида Стёпки, ее соседка Оксана Афанасьева, разведенная и пьющая – к подобным вещам относился всерьез. Люди, привыкшие жить в глуши, допускали, что в лесах обитают духи, особенно ближе к Озеру (не говоря уже об Острове!), и не все они бывают добрыми. Возможно, кто-то из духов делит одно физическое тело с Ключником. Старик прожил немало лет и по всем параметрам давно должен кормить червей, однако год за годом в летний зной и в февральскую метель усаживается он на скамейку возле рельсов и дымит папиросой, а две одинокие курицы все так же бегают по двору его покосившейся избенки. Наверняка спутался с нечистой силой.

Так и сидел Ключник Егор на краю хутора, служа семафором для редких железнодорожных составов. Машинисты локомотивов уже привыкли к нему и, завидев издали, давали приветственный гудок. Однако старик не реагировал, только рука подносила к губам папироску и затем плавно опускалась на колено.

3

Однажды негласное табу было нарушено. Нарушителем выступил тот, от кого больше всего и ожидали глупостей, ибо некоторая глупость присутствовала в нем с рождения.

Степка-убогий отважился приблизиться к Ключнику в минуты медитации. Его мать, Марию Петровну Лобову, едва не хватил удар.

Степке весной исполнилось восемнадцать. Непригодность к армейской службе, да и к какой-либо активной деятельности вообще, стала очевидна еще в детстве. Во-первых, парень хромал, припадая на правую ногу и подтаскивая левую; во-вторых, в его бездонных голубых глазах мыслей таилось едва ли больше, чем у стареющего хуторского мерина Федяки, на котором когда-то возили молоко и мясо в районный центр; в разговорах с людьми Степка оперировал исключительно короткими простыми предложениями, от него никто никогда не слышал стихов или подробных пересказов увиденного фильма – только «снег падает», «чаю дай» или «спать пойду». Так он и крутился всю жизнь подле матери и отца. Правда, отец вскорости умер, простудившись во время опрометчивого купания в октябрьском Озере, и присмотреть, кроме матери Марии Петровны, за пацаном было некому.

Рос парнишка диковатым, помогал Марии по хозяйству, насколько позволяли физические кондиции и интеллект, учился писать и читать по методическим пособиям с помощью девчонки Насти, дочери Дровосека Николая, опережавшей парня в возрасте на семь лет. Когда Настя выросла и уехала в Челябинск учиться на экономиста, Степка одичал совсем. В свободное от хозяйства время рыскал по лесам в поисках ягод и грибов или сидел с удочкой на каменистом берегу Озера к юго-западу от Хутора. Но оставался вполне безвредным и добродушным.

Однажды Степка присел на скамейку рядом с Ключником. Только что прошел поезд, запыленный пассажирский состав из трех вагонов, следующий из Кыштыма до Тупика. Старик Егор, как и прежде, не подавал признаков жизни, лишь молча поднимал и опускал руку с тлеющей папиросой. Остекленевшие глаза смотрели вперед, на молчаливый лес за железной дорогой. Присутствия потенциального собеседника он, кажется, и не заметил.

Впрочем, молчание, нарушаемое лишь щебетаньем птиц, длилось недолго. Ключник сказал всего одно слово:

– Проснулся…

Рука с папиросой поднялась, но замерла в нескольких сантиметрах от губ.

Поначалу бесхитростный Степка ничего не разобрал – настолько странно звучал голос старика, похожий на карканье вороны.

– А? – на всякий случай уточнил мальчик.

Но ответа не последовало. Ключник механическим движением отбросил окурок, сложил руки на коленях и продолжил изучать лес. Неизвестно, сколько бы они еще так просидели, думая каждый о своем, но старик заговорил снова – выбирая каждое слово тщательно и аккуратно, будто вынимая его изо рта, как отколовшийся зуб:

– Проснулся… и проголодался. Я давно за ним наблюдаю… и вот что скажу…

Степка подобрался.

– Если доберешься до Острова, будет тебе… много чего… но никто не доберется… а я там был…

Он повернулся к Степану, и стало ясно, что он вполне осознает, где находится.

– Не знал? – Глаза его светились торжеством. – Да, откуда ж ты можешь знать, когда не знает никто… я дошел до Острова… почти…

Степану так отчаянно хотелось услышать продолжение, что он не замечал ползущей по подбородку слюны.

– Я зашел дальше всех. – Егор вздохнул, потер колени. Потом обернулся к Хутору, оглядел готовящиеся к ночи избы и заговорщически подмигнул.

– Хочешь знать?

Степан поймал слюну языком.

Егор поднялся со скамьи, бросил еще один тревожный взгляд на свой дом. Если бы его могли видеть взрослые жители Хутора – те, что считали старика спятившим – они были бы потрясены. Глаза Ключника пылали огнем, морщины стали разглаживаться, кожа лоснилась и блестела в лучах заходящего солнца.

– Идем, – сказал Егор.

Степан с опаской посмотрел на лес за железной дорогой. Там, во тьме, за соснами и папоротником, скрывалось Озеро. Нескольких трагических историй оказалось достаточно, чтобы навсегда отбить у хуторян охоту бродить по берегу вечером и ночью. Кстати, отец Степки поплатился именно за то, что решил войти в воду после захода солнца!

– Идешь? – Предложение Ключника не предполагало отказа.

– Ну…

– Идем, идем, всё узнаешь.

Ключник направился к насыпи. Солнце уже спряталось за вершинами холмов, на хутор опустилась тень. Ключник поставил правую ногу на рельс. Казалось, он сбросил лет двадцать своего загадочного возраста.

– Догоняй!

Старик переступил через колею и оказался на той стороне. Перешагнул Границу, расскажет потом Степка своей матери, а та с помощью заклятой подруги Оксаны разнесет по всему Подгорному. Ключник не оборачивался, будто был уверен, что Степан не устоит перед искушением.

Так и вышло. Степка тоже взглянул на окна своего дома, стоящего чуть выше на холме, и сделал шаг в сторону железки. На другой стороне вечером он еще не бывал, хотя подробно изучил в округе все овраги и пригорки. Старики говорили, что вечером Озеро живет иначе, и берега его погружаются во мрак и ужас.

Перед рельсами он остановился, облизнул пересохшие губы. Силуэт старика мелькал между деревьями. Ключник уверенно двигался вглубь, забыв о своем попутчике. Если Степан его потеряет, он точно не сделает дальше и шагу.

И парень больше не колебался, перепрыгнул рельсы и побежал. Он едва не споткнулся о груду старых шпал, сваленных по другую сторону. Он старался не упустить из виду фигуру Ключника. Старик – его единственный шанс побывать на вечернем Озере и благополучно вернуться домой. Если Егор не врет и ему действительно удалось предпринять относительно успешную попытку добраться до Острова, то и Степка сумеет вернуться назад невредимым.

«Вечером Озеро живет иной жизнью».

Это мягко сказано! Вы даже не представляете, насколько иной.

Едва Степан спрыгнул с противоположной стороны насыпи и ступил на мягкую траву, с его органами чувств сделалось что-то странное. Ему словно натянули на голову тонкий и полупрозрачный полиэтиленовый пакет, зрение и слух притупились, однако каждой клеточкой своего тела парень чувствовал пульсацию этого места. Оно било в нем, стучало внутри. Степан не видел, куда бежит, но словно незримые радары аккуратно вели его мимо сухих берез, перенося через пни, пригибая к земле под вездесущими паутинами. Нужды торопиться за Ключником уже не было – проклятое место приглашало парня в гости и не собиралось отпускать.